Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 216 из 226

— Мы в Грасс-Дэморе. — Малика поводила пальцем по столу. — Почему ты на меня не смотришь?

— Не хочу.

— Присядь, Альхара.

— В присутствии хазира и шабира… шабиры… — Ракшад прокашлялся. — Прости, я ещё не привык. В их присутствии мы стоим.

— Мои слова ты принял за просьбу или приказ?

Альхара передёрнул плечами:

— Шабира никогда не просит.

— Тебе это не нравится. Я вижу.

— Я должен привыкнуть к тому, что мной будет командовать женщина. Согласись, за три тысячи лет от этого можно отвыкнуть.

— Последняя шабира была три тысячи лет назад?

— Да. Джурия. Она вторая. А Ракшада стала девой-вестницей…

— Пять тысяч лет назад, — перебила Малика. — Иштар говорил.

— Она выковала Ракшаду и стала нашей единственной святой.

— Альхара, ты стоишь так далеко, будто я прокажённая. И не смотришь на меня, словно я урод. Я чувствую себя неуютно. Присядь к моему столу.

Продолжая смотреть под ноги, он приблизился и опустился на стул.

— Быть шабиром почётно? — спросила Малика.

— А ты как думаешь? Почётно быть посредником между Всевышним и Ракшадой?

— Если бы это было в моих силах, я бы сняла с себя цепь и надела тебе на шею. Я не хочу быть девой-вестницей. Я даже не думала об этом. Я попалась по незнанию. Мне очень жаль, Альхара, что так вышло.

— Служение шабире — великая честь.

Малика улыбнулась:

— Ну что? Приступим?

— Приступим. Скажи, где я могу купить зверя, как у вашего правителя?

— Нигде. Зверь называется моранда. У них не бывает детёнышей.

— Если есть звери — есть щенки.

— И самцов нет.

— У вашего правителя самец. Я видел.

Малика облокотилась на стол, упёрлась подбородком в кулаки:





— В Грасс-Дэморе есть древний народ. Точнее, женщины — моруны. Моранды — это неупокоенные души морун, убитых, изнасилованных и тех, кто наложил на себя руки. Если моруна уходит на тот свет беременной, на этом свете появляется беременная моранда. При родах она умирает вместе со щенками. Но так случилось, что правитель спас самца.

— Тогда я хочу приобрести самку.

— Моруны живут на полуострове Ярул. Моранды их охраняют. Зверь правителя, похоже, ещё не знает, что надо перегрызать глотку любому, кто обижает моруну. Теперь подумай, нужна ли тебе самка, которая за меня перегрызёт половину ракшадов.

— Ты моруна?

— Если бы ты смотрел на меня, то видел бы, что я киваю.

Уголки тёмных губ дрогнули.

— В Ракшаде тоже много легенд. И законов много. Начну с закона, который стал для нас воздухом. Нарушить этот закон — значит, перестать дышать, — сказал Альхара и направил взгляд на Малику. — Шабиры неприкосновенны. Тигр на твоей шее — это миллионы ракшадских воинов, готовых перегрызть за тебя глотку любому.

С раннего утра и до позднего вечера Малика учила шайдир — ракшадский язык — и знакомилась с законами, которые стали для ракшадов нормой жизни. Некоторые законы она знала, но даже не догадывалась, какие причины послужили поводом для их принятия. В голове потихоньку вырисовывалась картинка другой Ракшады — страны, вынужденной идти по жестокому и беспощадному пути ради великих идей и целей.

Через несколько дней вернулся Мун. Войдя в спальню, вложил Малике в руку ключик на кожаном шнурке.

Она поднесла ключ к окну, покрутила в солнечных лучах:

— Как настоящий изумруд. Мастер Ахе превзошёл себя.

Мун улыбнулся:

— Изумруд настоящий. — Помахал перед её носом мятым листочком. — А это заговор. Осталось решить, кому ты отдашь ключ.

Поздно вечером приехал Вилар. Вошёл в библиотеку с дорожной сумкой на плече:

— Только узнал, сразу к тебе. — Бросив сумку на пол, сел рядом с Маликой. — Что ты наделала?

— Вы зря приехали.

— Малика, милая! Тебе нельзя ехать в Ракшаду.

Она захлопнула книгу:

— Я не хочу разговаривать с человеком, который не умеет держать язык за зубами.

— Что с тобой?

— Со мной? Что случилось с вами, маркиз Бархат? Вы казались мне надёжным человеком. Я верила, что наши разговоры останутся между нами. Я верила, что вы никому не раскроете мою тайну. И тут я узнаю, что Йола в курсе всего. Кому ещё вы рассказали?

Вилар вспыхнул:

— Никому.

— И как мне верить вам дальше? Это моя любовь, моя боль, моя беда. Я не хочу, чтобы её обсуждали. И я рада, что уезжаю. Не буду слышать шепотки за спиной, не буду ловить ехидные взгляды. Я не буду видеть вас.

— Понял. — Вилар встал, взял сумку и удалился.