Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 66 из 121

Но только не во Тьме. Стоит в неё ступить – и мрак растворяет тебя, как сахар в кипятке. Пропадает ощущение пространства, верха и низа. Ты не понимаешь, где у тебя ноги, а где голова. Просто сознание, неопределённо подвешенное в абсолютной бесконечности. Внутри тоже оказывается мрак и первобытный холод. Сердце перестаёт биться, а, заодно, и чувствоваться. Хочется вздохнуть, просто по привычке хочется. Но нечего, да и нечем. Даже в животе бурчать прекращает.

Просто ты перестаёшь существовать. Но не думать. А это как раз и есть самое страшное. И целенаправленно идти куда-то в такой обстановке невероятно сложно, практически невозможно.

Но этот раз в своей кошмарности отличался от всех предыдущих. Арха, как только их накрыла Тьма, перестала чувствовать Шая. И, конечно же, тут же ударила сводящая с ума паника. Но её нужно было просто переждать. Лекарка знала, что красавчик здесь, никуда не делся и не бросил ведунью в темноте. Надо просто перетерпеть.

Но время, которого тут не существовало, все тянулось и тянулось. Арха не могла его оценить даже по биению сердца. Проходящие мгновения отсчитывали только её собственные мысли. А их оказалось много. Одни уплывали, выныривали новые, словно рыбки в чернильном пруду. И так длилось, длилось, длилось. Паника становилась все острее, насаживая душу на кол.

– Забавно… – задумчиво протянул голос во мраке. – Дитя Тьмы, Света и Жизни…

Голос не грохотал, не гремел и не рычал. Он просто был везде. Как будто Арха очутилась на самом дне узкого, но очень высокого колодца. А над ней говорил тот, кому эта труба не доставала и до колена.

– Мне кажется, ифовет, ты чересчур обнаглел. Пытаться протащить вот этих! Понадеялся, что я на вашу метиску не реагирую? Так она-то моя. А сейчас твоё нахальство ничем не оправдано.

Говоривший – а Арха даже не поняла, мужчина это был или женщина – не злился. Скорее насмешничал и может слегка поддразнивал. Что-то вроде: «Ну и как ты оправдываться будешь?».

– Честно говоря, я как-то и не подумал об этом, моя леди. Схватил – и тикать.

Голос Шая тоже звучал… громадно. Только по знакомому пришепётыванию, свойственному всем обладателям раздвоенного языка, да по наглым интонациям ведунья и опознала красавчика.

– Ну да. У тебя с противоположным полом разговор короткий, – усмехнулся мрак. – Хватать и тикать. Так и шёл бы себе. Ножками. Я избранным этот путь дала. И не для того, чтобы они баб своих таскали.

– Далеко ли я с двумя-то уйду? Прости мне мою слабость, леди. И наглость тоже прости. Но дай нам пройти. Или выпусти обратно. А там я действительно – ножками. А больше такого недомыслия не будет, честно-честно. К тебе я стану теперь приходить в гордом одиночестве.

– Нет, ты всё-таки действительно неоправданно обнаглел. Пользуешься тем, что я всегда неровно дышала к вашему племени. Ну да ладно, эксплуатируй. Оставляй мне одну из них и иди дальше.





Арха, наверное, и забилась, и завыла, и в обморок упала. Если бы смогла. Тело отсутствовало, потому и привычных реакций не выдавало. Зато вот ужас, ещё ни разу не испытываемый, буквально сводящий с ума, мигом смётший все остальные эмоции, был вполне реален. Собственно, только он и остался – ужас и ещё мрак. Ведунья поняла, почему демоны так не хотят отправляться во Тьму. И почему страшнее пожелания никто не придумал.

Понять-то она поняла, только вот сделать хоть что-то не могла. Абсолют беспомощности. Полный ноль. Даже сердце испуганно не бьётся.

– Нет, – удивительно спокойно и совершенно серьёзно ответил Шай. – Ведунья принадлежит тебе. Но только после смерти. Я не могу отдать её, а ты не может решать, когда Архе умирать. Ллил же и вовсе принадлежит Свету, сама сказала. Вряд ли ты меня его ребёнком назвала. Прости, но тебе, моя леди, придётся потребовать другой выкуп.

– Почаще называй меня «моя леди», – недовольно отозвался мрак, – а то вдруг я забуду, что ты у меня в любимчиках! И что же ты предлагаешь? Знаешь, я не люблю оставаться обиженной. А ты меня умудрился и обидеть, и оскорбить, да ещё и напомнить, что не все принадлежит мне. Женщины такого не прощают.

– А что у меня осталось? – усмехнулся Шай. – Или моя леди хочет, чтобы я это озвучил сам?

– Конечно, – мурлыкнул голос. – Ты не представляешь, как я люблю слышать подобное.

Желание, но неспособность закричать, запретить, остановить, разрывали куда сильнее, чем невозможность дышать и небьющееся сердце. Архе казалось, что её разум заперли в слишком тесном горшке. Он упирается в стенки, крышку, как перестоявшееся тесто. Но сил разломать сосуд не хватало. Вот и давило бурлящее сознание, неспособное даже «нет!» крикнуть, само на себя.

– Я твой, – шепнул-пророкотал титанический Шай.

Вышло у него это лично и сокровенно. Наверное, так блондин на ушко своим «девочкам» шептал. Только вот сейчас он говорил чистую правду. И от этого слова звучали ещё интимнее, будто ведунья по собственной воле за любовниками подглядывала.

– Ты же знаешь, я всегда только твой, – повторил красавчик. – А ты – моя единственная леди.

Мрак рассмеялся. Как засмеялась бы полностью уверенная в своих силах, чуть заигрывающая красавица. И чернота исчезла. Все ощущения вернулись разом. Это стало такой неожиданностью, что Арха не удержалась на ногах – шлёпнулась на землю, больно ударившись копчиком, и вцепилась в траву. Свет – обычный дневной свет – плёткой стегнул по глазам, заставляя жмуриться, выжимая слезы. Рядом охнула Ллил.

Ведунья потрясла головой, пытаясь заставить мир перестать кружиться, и уткнулась лбом в колени. Сквозь мутную завесу слёз она слышала и видела, что к ней кто-то бежал. Но вертящийся юлой березняк перед глазами слишком уж мешал воспринимать действительность.