Башни Анисана

– Спустимся, – проговорил Гиб Аянфаль, опускаясь на корточки, – тут ничего сложного. Стены хоть и отвесные, но с уступами и неровностями.

И он начал ловко спускаться вниз. Зоэ, немного помедлив, осторожно последовал за ним, после каждого совершённого шага поглядывая на своего проводника.

Оказавшись на дне провала, Гиб Аянфаль с ходу насчитал в нём пять расщелин, напоминающих те, в которых спали обычные обитатели глубин, но отличавшихся большим размером. Не дожидаясь, пока спустится Зоэ, он смело сунулся в первую попавшуюся расщелину и тут же едва не выскочил из неё, увидев спящего глубинного патриция на редкость грозного вида. Попятившись назад, Гиб Аянфаль издали рассматривал этого великана. Кроме знаков на груди в виде горизонтальных полос его принадлежность к патрициату выдавали мощные рога пылетоков, украшавшие голову, спину и плечи. Если у простых глубинных строителей, горняков и прочих трудящихся пылетоки представляли собой преимущественно прямые шипы, порой беспорядочно торчащие из головы и плеч, то патриции создавали себе затейливые и красивые по местным вкусам причёски-венцы.

Надеясь, что его присутствие не было замечено, строитель выбрался из расщелины и вздрогнул от звука удара, который звонким эхом разнёсся по всему провалу – это Зоэ неаккуратно спрыгнул с последнего уступа. Гиб Аянфаль шикнул на него и поманил за собой.

Тихо ступая, он осторожно заглянул в следующую расщелину и с облегчением увидел того, кого искал – в глубине восседал сам Эйдэ. Скалы обступили его мощную фигуру, защищая крепкий сон. Он сидел в той же позе, в какой обычно располагался за спиной Гиб Аянфаля, чтобы созерцать строительное действо, вот только голова его была опущена, а веки плотно сомкнуты, отчего всё лицо казалось замершим ликом искусно сделанного изваяния. Но каким дружественным показалось оно строителю в этом незнакомом глубинном мире! Пальцы могучих рук касались пола, слегка уходя в него, а часть чёрных волос на голове была преобразована в пылетоки и, поднимаясь к верху, погружалась в глубину камня.

Гиб Аянфаль зашёл внутрь и ощутил, что здесь гул заметно усиливается. Твердынная пыль, движение которой он чувствовал в стенах, текла быстрее, окружая жилище плотным полем. Эйдэ был погружён в глубокий сон, и юный асай понимал, что разбудить его будет гораздо сложнее, чем обычного асайя.

Зоэ выступил из-за него и неожиданно громко проговорил:

– Мастер Эйдэ! Извините, что беспокоим, но нам очень нужна ваша помощь!

Его голос гулко разнёсся по замершим в тишине закоулкам.

– Зачем? – возмутился Гиб Аянфаль, – он же всё равно не услышит! А если и услышит… не думаю, что это понравится ему и остальным.

Зоэ слегка смутился.

– Просто, я не представляю, как можно вообще обратиться к асайю в таком состоянии, – оправдался он.

Гиб Аянфаль подошёл ближе к Эйдэ, заглядывая в замершее лицо. В нём проснулся трепет, похожий на тот, который возникал при приближении к чёрным стражам, вызывавший желание оставить Эйдэ в покое. Преодолевая это ощущение, он протянул руку и прикоснулся к одному из пылетоков. Внутри него быстро струилась пыль, связывавшая спящего асайя со всей твердыней. Здесь, где поверхностные волны поглощаются массивными скалами, обмен информацией через твердынную пыль является более эффективным. Произносимых слов не расслышать, будучи погружённым в такой поток. Очевидно, вызвать Эйдэ можно было, только вмешавшись в его сон изнутри. Гиб Аянфаль глянул на его мощные руки, тут же припомнив о способе передачи слов через прикосновение. Пожалуй, в случае с Эйдэ прикосновение к руке – довольно вежливый способ дать о себе знать.

Гиб Аянфаль взял его за мощное запястье, решив перевернуть руку, чтобы предать зов через ладонь, но это оказалось не так-то просто. Рука Эйдэ словно вросла в скалы, так что он не мог сдвинуть её с места. Зоэ не спешил ему помогать, заметив, что такие прикосновения без спроса невежливы.

Оставив безуспешные попытки, Гиб Аянфаль отпустил руку Эйдэ и прижался лбом к его лбу, изо всех сил направляя в чужое внутреннее поле свой зов. Одно лишь повторяющееся желание поговорить. Он приготовился повторять его снова и снова, даже несколько дней подряд, если понадобится.

– Не помню, чтобы я разрешал к себе прикасаться.

Знакомый голос прозвучал так неожиданно, что Гиб Аянфаль отпрянул, резко прерывая передачу. Он тут же наткнулся на жёсткий взгляд двух погашенных глаз, и негромко проговорил:

– Извините.

Эйдэ поднял руки и принялся преобразовывать отделившиеся от скал пылетоки обратно в волосы, становясь более похожим на жителя поверхности. Гиб Аянфаль терпеливо ждал, когда он закончит это занятие. Наконец Эйдэ удостоил их взглядом и коротко спросил:

– Зачем пришли?

Зоэ растерялся от резкого вопроса, а Гиб Аянфаль решительно сел перед Эйдэ и ответил:

– Я пришёл попросить вашей помощи.

Он сделал паузу, но, видя, что Эйдэ выжидательно смотрит на него, продолжил:

– Багровый Ветер сейчас в Низу. Патриции Онсарры решили, что он заслуживает исправления. Но это неправильно! Мать Иша говорила, что он якобы сам этого захотел, но я в это не верю. Белые матери, как и техники волн, никогда не говорят всей правды. К патрициям теперь поздно обращаться, да я и не надеюсь, что они услышат меня. Потому я хочу обратиться к нэнам, которые занимаются исправлением и попросить за него.

Он смолк, тщетно стараясь догадаться по непробиваемому лицу Эйдэ, вызвал ли он своим рассказом какое-либо сочувствие или нет. Эйдэ молчал, в упор глядя на него. В былое время Гиб Аянфаль предпочёл бы немедленно сбежать из-под такого взора, но сейчас это как будто придавало ему уверенности.

– Прошу, помогите мне к ним обратиться, – проговорил он, – Вы – глубинный патриций, а значит, знаете нэн и слышите голос Ци. Волны наверху мало говорят о них, совсем не называют имён, а я никогда прежде не был в недрах и потому в столь ответственный момент опасаюсь поступить невежественно. Я не прошу вас идти со мной и говорить, я прошу лишь слова, указывающего путь. Скажите, кто из них меня выслушает, поможет в этой ситуации, и где мне разыскать… её.

Он смолк, дожидаясь ответа.

– Понятно, – неспешно произнёс Эйдэ, – Ты хочешь, чтобы я потакал твоему безрассудству.

– Это не безрассудство! – воскликнул Гиб Аянфаль, – Я хочу спасти Хибу от несправедливого исправления! Вы ведь знали его! И теперь…

Он смолк, увидев, что Эйдэ поднял руку в призыве к тишине.

– Тебе нужна нэтци, – проговорил он, – они – проводники Ци, такие же как Гэрер и Сэле. Только вот если верхние сверхсущества выбрали проводником единоличного асайя, то Ци говорит с нами через девяносто девять нэтци, возглавляемых госпожой-хтонией Унадини Фекдис. И одной из них отдано право главенствовать над всеми сферами Низа. Однако я не собираюсь называть её имя и настоятельно рекомендую тебе воздержаться от какого бы то ни было обращения к ней или к кому-либо из нэн. Тем более, что мать Иша сказала тебе правду. Я так полагаю, что подобное отношение к техникам волн и белым матерям внушил тебе не кто иной как Хиба. У него был на то повод. Тебе же незачем сомневаться. Я был на суде как раз среди тех патрициев, мнение которых тебе кажется в корне неверным. И я видел, как твой друг сам принял решение, с которым ты не хочешь смириться.

– Но я не понимаю почему! – с отчаянием воскликнул Гиб Аянфаль, – Я не могу представить, что он сам пойдёт в Низ! Я не верю, что он захочет расстаться с прошлым, с самим собой! Он всегда говорил, что любит делать со своей жизнью то, что он сам хочет. Разве может он в таком случае принимать исправление из чьих-то чужих рук? Я не верю…

Он смолк, вдруг замечая в прежде бесстрастном взгляде Эйдэ глубоко сокрытое сочувствие.

– Он знал, что ты не сможешь легко принять это, – с едва ощутимой теплотой в голосе произнёс глубинный патриций, – И, обращаясь к собору, просил передать, чтобы ты не искал его после того, как исцелишься. Он говорил, что ты не остановишься перед тем, чтобы спуститься в Низ, но он не хочет, чтобы ты делал это. Хиба не боится перемен, даже таких, как исправление. К тому же, даже в самом Низу за него есть, кому заступиться.