Башни Анисана

– Бозирэ ничего от меня не скрывал! Конечно, он не говорил много, но только потому, что и сам ещё ни разу не был под покровом Малкирима, а только собирался отправиться туда.

– Что ж, допущу, что он пребывал в таком же невинном неведении. Но всё же ты наверняка слушал лишь его слова. Аба Альтас научил тебя общаться со строителями городов и с глубинными – с ними ты говоришь глаза-в-глаза, не скрывая правды. Но с техниками всё иначе. У них малейшее движение брови может открыть больше, чем целый рассказ.

Гиб Аянфаль невольно нахмурился. Сам он до сего момента считал Бозирэ наиболее искренним из всех встречавшихся ему техников. Слова Ае пробудили в нём догадку, что ученик мастера Роза предложил ему бежать далеко не из-за одного чувства солидарности. Пожалуй, Бозирэ кое в чём обхитрил его, но тут уж Гиб Аянфаль был виноват сам. Жгло его и то, что Ае упрекнул его в «неверности» алому консулу.

Некоторое время родичи молчали, но потом Гиб Аянфаль снова обратился к Ае, чтобы отвлечься от малоприятных чувств и размышлений:

– Послушай, Ае. Мне теперь понятно, как Гиеджи попала в нашу семью. Но, а что же со мной? Есть же на твердынях Онсарры кто-то, кто, ну… сотворил меня. Ты её видел?

Лицо Ае, бывшее строгим во время разговора о побеге, заметно смягчилось.

– Прости, Янфо, но нет, – как будто несколько виновато ответил он, – Аба сам принёс тебя из Белого Оплота ещё не пробуждённым. А до этого заранее говорил мне, что скоро в нашем семействе появишься ты, но имени творицы не называл, даже когда я спросил его. Думаю, твоя мать сама сочла такое решение правильным согласно своему праву анонимности.

Его слова сильно огорчили Гиб Аянфаля. Ае сейчас единственный, кто может рассказать ему о прошлом, и потому его неведение фатально. И вместе с тем строитель чувствовал досаду в отношении совсем неизвестной матери. Почему она посчитала его настолько неготовым, что не известила о себе даже сознательного Ае? Или Гиб Аянфаль был тем творением, от которого она хотела максимально отгородиться? Он догадывался, что согласно заветам Голоса, право анонимности твориц не должно было вызвать в нём таких чувств, но невольно рассматривал мать как такого же родича как аба Альтас, Ае и Гиеджи. Это и порождало в нём столь неприятные чувства. Родичи не должны так поступать – если они отрешаются друг от друга, то тонкие волны перестают их удерживать. Нить родства рвётся, и асайи разлучаются навсегда….

Ае, по-видимому, безошибочно считав это состояние, крепко сжал его руку.

– Янфо. На твердынях Онсарры матери сами приходят представляться своим детям, когда видят их готовность. Право анонимности надёжно ограждает их в волнах от лишнего любопытства ищущих, но когда они чувствуют, что должны быть рядом, то приходят. Так и твоя однажды сама откроется тебе.

– Когда ж теперь? – с горькой усмешкой спросил Гиб Аянфаль, – разве только, когда я вернусь, но это ведь ещё под большим вопросом. Почему она не пришла на прощание перед башней? Она ведь знала, что это будет моим последним шансом хоть как-то увидеть её!

– Видимо сочла, что так будет правильней, – ответил Ае, – Янфо, к белым матерям не нужно относиться так же, как к простым асайям! Они живут по иным законам, и согласно им действуют.

– Не нравятся мне эти законы, – хмуро ответил строитель, – одно безразличие! Вот, к примеру, консул Гейст – мать Гиеджи, но относится к ней просто жестоко! Разве нет? Да и моя тоже ничем не лучше!

Ае, поджав губы, только покачал головой в ответ на эти слова.

– Вот потому-то она и не идёт к тебе, – негромко проговорил он.

Гиб Аянфаль нахмурился. Он не видел в себе никакой готовности принимать законы белых матерей ни сейчас, ни в ближайшем будущем, и потому непреклонность старшего родича в этом вопросе пришлась ему не по нраву. Однако сидеть молча не хотелось, и потому он задал ещё один из волновавших его вопросов:

– Кстати, Ае, кто стал мастером у нас дома? Зоэ, конечно, составит компанию Гиеджи и Эньши, но он ещё не может управиться с целой обителью!

– Да, иначе я обратился бы к нему, не колеблясь. А так, мастер Яспа тебя устроит? Аба со многими архитекторами водил близкую дружбу, но Яспа один из немногих, кто понимал его убеждения наиболее полно. Он знает о нашем семействе и присмотрит за обителью.

Это известие немного ободрило строителя. Он и сам неплохо знал мастера Яспу, в основном из многочисленных наставлений абы, в которых он описывал достижения его знакомых именитых мастеров.

– А он сохранит нашу старую башню? – уточнил он, – ты же рассказал, как она важна для нас и для абы Альтаса?

– Прости, Янфо, но старой башне уже не помочь, – сумрачно ответил Ае, – пока ты был в Низу, а потом у белых сестёр, на Рутту обрушился небывалой силы пылевой дождь – следствие волнений среди небесных. Башня не выдержала. Атмосферная пыль слишком сильно повредила её, и она рухнула. Благо, стены обители выдержали на себе падение, и от града обломков никто не пострадал. Мастер Яспа сказал, что восстановит её как часть ансамбля обители, но, конечно, в совершенно ином виде.

Ае замолчал. Гиб Аянфаль опустил голову, ему вдруг стало горько. Башня была для него как живое существо! Столько воспоминаний связно с ней. И, наверное, хорошо, что он не видел произошедшего.

Некоторое время родичи сидели молча. Гиб Аянфаль вспоминал дом, переживая чувство острой разлуки, а Ае рассматривал его, как будто подмечая всё то новое, что появилось во младшем родиче за последнее время. Но вот взор его стал более пристальным и он, протянув руку, коснулся груди Гиб Аянфаля как раз в том месте, где под одеждой скрывалась энергометка.

– Что тут? – с оживлением в голосе спросил он.

Гиб Аянфаль отогнул ворот, показывая метку Ае.

– Мать Иша открыла её, – пояснил он, – сказала, что я готов.

– Я рад за тебя, – искренне поздравил Ае, – нет, действительно, Янфо! Это большой шаг вперед. Ты ведь и сам хотел этого. Теперь всё в твоих руках!

– Наверное, – со скукой в голосе ответил строитель, – но я бы с радостью расстался с ней в обмен за возможность остаться дома вместе с тобой и родичами.

Ае ничего не ответил ему и вновь обратил взор к звёздам.

– Сейчас попробую точнее определить наше положение, – проговорил он, – присоединяйся ко мне, Янфо. Тебе тоже стоит привыкнуть к диким волнам. С ними нужно быть осторожнее, поэтому не ныряй пока на самую глубину. И уж тем более не давай им власти над своим сознанием.

– Как же в них вслушаться? – спросил Гиб Аянфаль, сочтя это занятие более продуктивным, чем пассивное ожидание.

– Так же, как в анисанские. Гаси глаза и сосредотачивайся на внутреннем слухе и видении. И постарайся понять. Вспомни, что когда-то рассказывал Голос. Он мог не открывать тебе много, но базовые знания о том, как обращаться к диким волнам, он даёт всем.

Гиб Аянфаль послушно последовал его просьбе. Он сел рядом с Ае и, погасив глаза, привычно нырнул. Дикие волны наполняли гигантское пространство вокруг, то растекаясь мерным потоком, то закручиваясь в неуправляемый шторм. Как хорошо, что их капсула оказалась в относительно тихом месте. За её стенами волны сильны, но внутрь проникает только то, что будет соразмерно его восприятию.

Сознание заполнил гул. Гиб Аянфаль сперва даже обрадовался ему, но затем осознал, что совсем не понимает звучания. У него возникало стойкое ощущение, что, соприкасаясь с ним, он впускает в себя нечто чужое и даже враждебное в своей неясности. Надеясь, что рано или поздно он научится пониманию, Гиб Аянфаль тщательно запоминал услышанные частоты и треск тысяч хаотичных сигналов, но вскоре это так утомило его, что сознание против воли начало наполняться мыслями и воспоминаниями об оставленной Пятой твердыне, о семье и всех исчезнувших.

Прежде мысли во время погружений ничем не мешали ему. Но теперь они перетягивали на себя внимание, маня доступной ясностью и оставляя внутренний слух в глухой пустоте. Асайское чувство времени безошибочно отсчитало около половины дня, когда он, утомлённый борьбой между воспоминаниями и угнетающим гулом, наконец вынырнул и взглянул на Ае.