Башни Анисана

Нэна взглянула на него прежде, чем он успел к ней обратиться.

– Госпожа Сагита! – произнесла она голосом, который наполняла особенная мягкость, присущая только нэнам, – вы тоже пришли помочь?

– Нет, – ответил Гиб Аянфаль, – что тут происходит?

Он внутренне замер. К нему вновь обратились на «она», но теперь он почему-то не смог ничего возразить. Им постепенно овладевало второе сознание, для которого такое обращение было более, чем приемлемым.

– Мы помогаем нашим белым сёстрам приготовить нижние дары к погружению, – тем временем ответила нэна, – Сознания всех, кого вы видите, уже пребывают в Ганагуре, а их пыль и пурные тела скоро уйдут вместе с обителями в нижние недра, где будут почивать в сохранности до того, как Онсарра воссияет вновь. В смену эпох простые жители поверхности и небес спят там, где спят твердынные владыки всё остальное время, так как не могут осознанно созерцать этот великий день и участвовать в танце, встречающем конец цикла. Но вы-то, госпожа, уже обладаете достаточной мудростью для того, чтобы пойти к башне!

– Да. Туда я и собираюсь, – с готовностью ответил Гиб Аянфаль. – просто я разыскиваю сестру. Она должна быть где-то здесь!

– Говорят, в глубине замка кто-то вызвался участвовать в труде так же, как мы, – ответила нэна, – верно, это и есть ваша сестра. Она такая же, как вы.

И нэна одарила Гиб Аянфаля многозначительным взглядом, который ему самому остался совершенно неясен. Зато окрепшее в нём второе сознание прямо-таки воссияло от довольства собственной значимостью. Он совершил благодарственный поклон и отошёл, глядя, как нэны помещают в нишу очередную капсулу с телом. Его посетила мысль о том, что не все асайи пробуждаются после смены циклов. Кто-то не может вернуться из Ганагура, и тогда их тела так и остаются покинутыми навсегда…

От этой мысли он содрогнулся. Но медлить некогда. Чувство времени подсказывало, что нужно спешить. Гиб Аянфаль направился вглубь замка, проходя коридоры и залы, в которых творилось всё то же самое: пол устлан спящими, которых нэны и белые сёстры приводят в порядок, прежде чем запечатать в пурную капсулу и поместить в мощные стены промеж стеблей.

Гиб Аянфаль прошёл ещё один короткий коридор и остановился перед комнатой, которая согласно его чувству пространства была тупиковой. Он почувствовал, что пришёл туда, куда хотел, и осторожно заглянул внутрь.

Здесь было тихо и совсем не так суетно, как в остальных частях обители. В трёх запечатанных капсулах, лежащих на полу, спали глубоким сном жители твердыни, а на невысокой плите лежало четвёртое тело, подготовкой которого занимался только один асай в длинных жёлто-зелёных одеждах техника тонких волн. Он, низко склонившись, осторожно смыкал тонкими пальцами его веки. Гиб Аянфаль отметил, что делает он это не очень уверенно с осторожностью новичка. Тем не менее, красивое лицо его, обрамлённое чёрными волосами, было исполнено спокойствия и самодостаточности. Строитель смотрел и смотрел на него, чувствуя, что это та, кого он ищет. Его сестра. Самое близкое существо на всём Анисане. Он подошёл ближе и, окончательно поддаваясь власти второго сознания, произнёс:

– Шамсэ!

Гиб Аянфаль внутренне замер. Почему он назвал именно это имя? Оно казалось ему знакомым, но вместе с тем принадлежащим асайю, совершенно отличному от того, кого он сейчас видел перед собой. Шамсэ отвлеклась от труда и прямо взглянула на него. Красивое лицо озарила мягкая приветливая улыбка.

– Сагита! – воскликнула она, – Ты же говорила, что пойдёшь на площадь!

Гиб Аянфаль прошёл в комнату, останавливаясь перед ней.

– Я скоро отправлюсь туда, – ответил он, – может, и ты всё же соберёшься? Я уверена, мастер Янава хотела, чтобы в этот день мы были вместе.

На лице Шамсэ отразилось сомнение, и она решительно покачала головой, беря в руки лист пурной пелены.

– Мне нужно помогать тут, если в следующем цикле я хочу встать на путь белой матери. Мы ведь уже говорили об этом, сестра. Смена эпох даёт мне шанс показать себя… как бы себялюбиво это не звучало.

Такой ответ вызвал у Гиб Аянфаля целую бурю несогласия. Что бы ни задумала эта глубоко близкая ему незнакомка, но её решение – тупик. Кто-кто, а она не должна так поступать.

– Шамсэ! При всём уважении… но это же не тот труд, которого достойна гаэньши! Ты лучшая среди всех учеников за многие тысячи оборотов! Видеть пути душ уже сейчас и… опускаться до обслуживания нижних даров.

– А разве свободы гаэньши недостаточно для того, чтобы выбрать именно это? – с холодком в голосе спросила Шамсэ.

– Это слишком мелко! Гаэньши, желающие творить, вступали на этот путь, уже бучи мастерами! Да и остальные асайи отправляются в белые сёстры, только приобретя опыт простого труда. Тебя ещё долгие тысячи оборотов не допустят в храмы, а ведь именно туда ты хочешь! Ходить же по обителям, просто обихаживая мирных асайев… Да, это важный труд, но не для тебя! Мастер Янава не одобрила бы такого решения. Она видела тебя на том пути, на какой поставила в самом начале!

Шамсэ опустила взор, прежде горящий ярым несогласием. На её лице отразилась нелёгкая печаль, а из правого глаза показалась крохотная слезинка, скользнувшая по щеке едва заметной трещинкой тёмно-синего цвета. Шамсэ тут же потёрла её пальцем, заживляя.

– Янава мертва, – произнесла она, сдерживая терзавшие её внутри горестные чувства, – жестоко с твоей стороны постоянно упоминать её так, будто она всё ещё с нами!

– Она не мертва, она просто оставила своё пурное тело и пыль! – с жаром возразил Гиб Аянфаль, – Это её выбор, и в этом она далеко не первая! Бесплотные появились ещё во времена Ханаи-Гейст. Она придёт после возрождения Онсарры, она сама говорила это. Нельзя так поддаваться впечатлениям, Шамсэ!

Сестра только покачала головой, поджимая губы, и ответила с уже явными слезами в голосе:

– Я видела, как нэны унесли её в башню Унагай. Я сама им помогала! И после этого ты убеждаешь меня ждать её возвращения… Тебя не было в тот день со мной, Сагита! Ты даже не пришла проститься с амой!

– Потому что я не собираюсь прощаться, – ответил Гиб Аянфаль, чувствуя несогласие, – Я её жду! И, к тому же, не выношу эти нэновские церемонии.

Шамсэ покачала головой, беря под контроль свои чувства. Она подстелила пелену под подготовленное пурное тело, и теперь приглядывалась к тому, как ловчее обернуть его. Гиб Аянфаль, скрестив руки на груди, наблюдал за её трудом.

– Тебе лишь бы всё порушить! – наконец с упрямством в голосе произнесла Шамсэ, вновь взглядывая на Гиб Аянфаля и начиная закрывать пеленой верхнюю часть туловища спящего асайя.

– А тебе, лишь бы всё было по-твоему, – в тон ей ответил Гиб Аянфаль, – ты слишком привязчива! Если ты в будущем начнёшь творить асайев как белая мать, придётся ведь смиряться с тем, что каждый из них окажется со своим жизненным путём, который тебе не всегда придётся по нраву. А некоторые вообще захотят оставить воплощение и придут к тебе завершать жизнь…Что в таком случае ты станешь делать?

Шамсэ опустила край пелены и прямо взглянула на Гиб Аянфаля. Её мягкое лицо светилось непреклонностью, которую не могли поколебать никакие доводы и сомнения.

– У меня никто не умрёт! – твёрдо произнесла она и, выдержав паузу добавила, – уж я позабочусь. А вот ты со своими сотворёнными можешь поступать, как знаешь.

– Я не собираюсь творить.

– А если Аммани выберет тебя следующей? – с хитрецой в голосе спросила Шамсэ, – Тогда под твою ответственность попадут и гаэньши, и отдельный клан матрон, которые воплощают монады, приведённые консулом Гейст!

– Ну, по крайней мере, это уже совершенно другой масштаб по сравнению с тем, чем занимаются рядовые матери. Аммани-Гейст изволит выбрать себе смену не ранее чем в середине следующего цикла, а мы ещё не пережили и грядущий конец. И потом под большим вопросом то, кто окажется избран – ты или я. А есть ведь ещё старшие сёстры.

– Есть, но никто из них не рвётся к верхам так, как ты. Про них мало кто и знает. А вот о том, кто такая ты, знает весь город. А вслед за тобой и про меня.