Страница 142 из 143
Я пожала плечом. Сказала:
– Постоим еще минутку. Красиво.
Распахнула плащ, набросила полу Мастеру на спину, как крыло.
Луна была гигантская.
– Любовь требует некоторого самоотречения, – сказал Мастер.
Я вздохнула, обняла его за плечо крепче.
– Не заставляйте меня стыдиться, что я хочу домой.
– Что вы, – сказал он, – это я не про вас.
Я тоже не хочу видеть его несчастным, подумала я, но он молод – наверное – и теперь свободен. Быстро окрутит какую-нибудь падкую на эльфов и магов девочку. Или мальчика.
– Сэр Эвин неплохо целуется, согласитесь, – сказала я.
– Соглашусь, – ответил Мастер.
– Лучше меня?
– У меня к вам тот же вопрос.
Я привлекла его, он положил руку мне на талию, мы столкнулись носами и все-таки совместили рты.
В воздухе раздалось:
– Я многажды прошу извинения.
Я вскрикнула, Мастер тут же зажег перед собою огонек, и в его свете перед нами предстал Ове, точнее, его парящая в воздухе голова. Не успела я сказать: “Что за черт?!”, как остальной Ове возник из воздуха. Конечно, если ты мастер иллюзий, чего бы не подкрадываться!
– Я хотел лишь сказать, что я всегда к вашим услугам, и, если мне в руки когда-нибудь попадет пригодный для этого дух, я непременно…
– Спасибо, – сказала я. – Вы что тут делаете, сбежали?
– Немного отстал, – сказал Ове.
– Ну идите, пока вас не хватились.
Мастер что-то сказал на Весенней речи. Ове повертел головой, словно искал потерявшегося в толпе друга, склонил голову и ответил. Воздух снова поплотнел, я на всякий случай отступила и приготовилась раздавать пощечины еще одному невидимому подглядывателю, но это была моя дама. Она тоже высказалась на Весенней речи. Отлично, собрали консилиум. Я отошла на шаг и подумала, что нужно найти что-нибудь присесть, на земле будет холодно, уже не лето. Бревно какое-нибудь или…
– Пожелай чего-нибудь, дитя, – сказала дама моя.
– Бревно, – ответила я, сунув руки под мышки. – Посидеть. А вы говорите, говорите, не обращайте на меня внимания…
Невдалеке с треском повалилось деревце. Я сказала: о! Впилилась в темноте в крону, обошла, обмахнула ствол ладонью, устроилась ближе к корню, где не было веток.
– Более я не буду служить тебе, – сказала дама.
– Вы и не служили, – удивилась я. – В смысле… я благодарна, что вы были со мною, но вы в любой момент свободны идти, конечно. Я была бы рада, если бы вы остались еще немного, нам предстоит дорога, поиски…
– На этом все, – сказала дама. – Я исполнила твое последнее повеление.
Надо было пожелать мешок золота, подумала я, погладила кору. Вздохнула. Сказала:
– Хорошо, как хотите. Я вас ничем не обидела?
Дама моя не удостоила меня ответом, а сказала Мастеру:
– Приступайте.
Он поклонился ей глубже, чем королеве, которая только что дала ему свободу, и заговорил нараспев. Ове достал из складок одежды бутылочку, выдернул пробку, вылил содержимое на траву, стряхнул капли и сжал бутылочку между ладоней. Она засветилась.
Я спрыгнула с дерева.
– Эй, эй! Вы что это задумали?
– Нужен заговоренный сосуд, – пробормотал Ове. – Чтобы удержать дух, пока я готовлю...
– Вы это мне оставьте! – Я предупреждающе наставила на него палец.
Дама моя перетекла в пространстве, заслонила мне луну и засветилась серебром. Я впервые увидела ее глаза – белые, мертвые, как у статуи.
– Я наблюдала тебя, дитя, – сказала она. – Я много лет не видела жизни. Я забирала живых к себе и делала мертвыми. Тебе удалось принести мне немного жизни.
– Я… я, наверное, могу помочь вам, – сказала я, взяла ее за руки, мягкие и влажные. – Я что-то такое сумела ведь, и с вами…
– Я умерла слишком давно, дитя, – отвечала она. – Не печалься обо мне. Всякий, кто приходил ко мне, мог освободить меня. Только ты захотела. Я наблюдала тебя. Все, чего у меня не будет. У мертвых не бывает перемен чувств, прощения. Я навсегда в своей вражде и своем несчастье, для меня не будет ни мира, ни покоя, ни нового, а лишь старое. У меня его было вдоволь.
Дама расплылась, у меня в уголках глаз собрались капли. Я моргнула, всхлипнула, сжала ее руки.
– Не печалься, – повторила она. – Освободи меня еще раз, теперь полностью и навсегда.
– Как? – прошептала я.
Рука ее стала водой, я сжала пальцы, она пролилась сквозь них – и сплотилась снова, легла мне на щеку. Мазнула влажным.
Мастер начитывал. Ове держал бутылочку.
– Не могу не печалиться, – сказала я, упрямо держа вторую ее руку.
Дама моя распалась на капли, в каждой – серебряный огонек, и они роем устремились в горлышко бутылки. Ове заткнул пробку.
Вот и все. Вот так просто.
Я утерла лицо очень кстати влажной ладонью.
– Нам тоже пора прощаться, – сказал Мастер.
– Что? Как, уже? Почему?
– Не следует тянуть, встреча, которой назначено расставание, мучительна, – сказал он.
– Но я хочу побыть с вами еще, и... Мастеру-распорядителю, наверное, надо подготовиться.
– Если леди пожелает, я приложу все свои недостойные силы и тотчас же…
Я состроила ему зверское лицо, и он замолк. Вот не понимают люди, когда надо закрыть рот и кивать!
– Я буду всегда вас помнить, – сказал Мастер.