Княжий посол

Доростол! Тот самый Доростол, где сражался Святослав с императором Цимисхием! Нет, Данила, конечно, знал, что они минуют этот город, но знать – это одно, а сейчас легендарная крепость на расстоянии вытянутой руки, вернее пары тысяч ударов весла. Чтобы достичь Доростола, Молодцов был готов грести всю ночь; собственно, это и предстояло.

– А почему здесь столько кораблей пришвартовано? – резонно спросил Ломята, как старший среди младших обережников.

– Дунай стал небезопасен, озоруют много, – честно признался Воислав. – Ну, Путята, ты что думаешь?

– Тебе виднее, – ответил купец.

– Други?

– Пойдем! – переглянувшись, невпопад ответили младшие обережники, не одному Даниле хотелось побыстрее увидеть Доростол. Мнение старшей части ватаги Воислав уже узнал.

– Тогда айда на весла, полетим соколом, как когда-то князь наш Святослав!

Ночь была безлунной, но небо чистым, так что можно было разглядеть темные громадины берегов. Хотя Вуефаст правил ладьей, часто вообще не опираясь на зрение, а скорее на слух, плеск и журчание воды, запах: прибрежные отмели пахнут по-разному, а главное – на чутье. Эта особенность развивается только у самых опытных и проверенных кормчих – чувствовать свой корабль, воду под ним, куда его тянет, через кормило, через палубу под ногами. Будим пробовал разъяснить, как это получается, Данила так и не въехал, понял лишь одно, для этого надо очень много практиковаться, а его к кормилу пока не подпускали, что только доказывало мудрость и проницательность батьки Воислава.

Все началось ближе к утру, когда впередсмотрящий, мальчик-челядин, соскочил с моста и прошмыгнул мимо Данилы к Воиславу, ненадолго сменившему Вуефаста, что-то быстро сказал ему громким шепотом. Батька отдал руль Шибриде, проследовал за мальчонкой к носу, потом спустился, негромко сказал:

– Приказчики на весла, легко табанить. Обережникам сброю вздеть.

Опа… вот это новости. Интересно, кто же там по курсу их ждет: драккар викингов или дромон византийцев. Все оказалось лучше или хуже, это как посмотреть.

Данила натянул на себя свою куртку с железом, нахлобучил шлем, войлочный с железными полосами, подхватил щит и легкое копье, метнулся на нос, где уже стояли почти все его соратники. Сначала он ничего не разглядел, потому что смотрел не туда, потом увидел, что по реке рябь идет, как будто рыба на нерест шла. Да только у этой рыбы были лошадиные головы. Молодцов напряг зрение, а рядом с лошадками, держась на каких-то бурдюках, плыли люди, воины. Данила читал об этом, кожаный мешок набивают соломой, промазывают швы жиром, и вперед. Все войско с броней и конями можно за несколько часов переправить. И вот на такую переправу наскочила «Лебедушка», повезло, что называется.

– Кто это, батька, как думаешь? – спросил Скорохват.

– Печенеги, Хопон скорее всего, – вместо того ответил Дровин, – или угры, но вряд ли, у, волчья сыть копченая.

Воислав стиснул зубы, он раздумывал. Их ладью пока не заметили, да в реке конники беспомощны, но сколько их? В темноте не понять. Если тут целая орда, то попадут обережники, как карась в зубы щуки.

Впереди жалобно заржал конь, Грозомил не понял, в чем дело, и ответил ржанием. С северного берега донеслись гортанные голоса – корабль заметили.

Воислав выдохнул: а может, оно и к лучшему.

– Ватага на весла, греби вперед, готовь копья, – приказал батька. – Дровин, Айлад, беритесь за луки.

Не прошло и минуты, как княжьи гридни выпустили первые стрелы, и темная ночь наполнилась высокими гортанными криками и диким ржанием раненых лошадей. Вода впереди взбурлила от множества людей и животных, стремящихся уйти в стороны от невидимых стрел. А «Лебедушка» набирала ход, чтобы врезаться своим килем в настоящий живой поток!

Кочевники, противно вереща, так, что уши резало, попытались уйти от надвигающейся на них ладьи. Но куда там, Дунай – это вам не ручеек по весне. Совсем скоро в борта «Лебедушки» стали биться туши людей и животных, а весла гребцов начали охаживать находящихся рядом пловцов. Приказчики Путяты и он сам стали бить стрелами во все стороны. Луки у них были не такие, как у доверенных княжьих гридней, охотничьи на зверя, но даже из такого лука стрелой с широким наконечником можно засадить в ничем не защищенное тело, так что вряд ли с такой раной кто-нибудь доплывет до берега.

Плеск, крики, стоны, ржание, глухие удары о дерево мертвых или еще живых тел. Обережники принялись метать копья в кочевников.

– Я, – предупредил Будим, Данила потянул на себя всю тяжесть весла, а его напарник привстал и метнул сулицу1 в кричащую темноту.

Звук попадания не был слышен, неудивительно в таком-то гвалте. Молодцов сам хотел бросить свой дротик, но кругом ни хрена не было видно, бросок у него так себе, так что жалко впустую было тратить копье.

Крики пошли на убыль, большинство степняков рвануло обратно к берегу. Некоторые стояли на лошадях в воде и пускали стрелы в «Лебедушку», но самые лучшие стрелки забрасывали стрелы с недолетом шагов в десять.

– Левый – стой, правый – греби, – неожиданно приказал Воислав.

Данила и Будим подхватили весло на локти, навалились, вытаскивая его из воды, а их братья продолжили грести с удвоенной силой. «Лебедушка» в несколько ударов сердца описала полукруг.

– Оба – греби, – рыкнул батька.

И ладья теперь полетела вниз по течению стремительно, сильнее разгоняясь.

Что за трюк придумал Воислав, зачем эти танцы? А, вот оно! Лошади, они животные умные, но в данной ситуации не разобрались, и большая их часть рванула по течению, разлучившись со своими хозяевами. Неужели батька решил их в трофеи захватить? Похоже, да. Удачно еще то, что солнце взошло и слепило глаза тем, к кому приближалась «Лебедушка», сама при этом оставаясь в тени. Вместе с лошадьми на берег выбирались и люди, воины.

– Люд – на весла, обережники – в строй, – взревел Воислав.

Широкая песчаная отмель, возможно, та самая, на которой сражался Святослав с кесарем булгарским, стремительно приближалась, по ней беспокойно шатался табун, среди которого мелькали степняки, сидя на лошадях, правда, охлюпкой, оседлать, конечно, еще никого не успели.

В ладью полетели первые стрелы, которые с глухим стуком вонзились в щиты и борт. Без стремян, наверное, стрелять было неудобно, но ни один кочевник не спешился; тоже понятно, с пешим степняком даже Данила мог уверенно драться, хотя у днепровских порогов на караван печенеги напали именно пешими.

– Батька, позволь, я первым пойду? – неожиданно попросил у Воислава Клек.

– Добро, Дровин, Айлад, вы на ладье остаетесь, бейте стрелами.

– Исполним, батька.

Клек тем временеи подошел к Грозомилу, накинул ему на спину одну попону и прямо так на нее и вскочил. Перед самым берегом варяг пихнул своего коня пятками, вороной жеребец сумел заскочить на корабль, бухнулся всеми четырьмя копытами в палубу и прямо с корабля полетел в воду через головы обережников.

Со свистом полетели стрелы из крепких луков княжьих гридней, защелкали охотничьи луки приказчиков, одного из степняков вынесло из седла.

Грозомил в ворохе брызг ухнулся в реку, сразу ощутил копытами дно и что есть сил рванул на сушу. Клек на его спине сидел как вкопанный, крепко сжимая ногами бока коня. Он принял на щит две стрелы, метнул в ответ сулицу, и еще одного копченого сшибло с коня.

Данила видел варяга на коне, летящие стрелы в обе стороны, может, поэтому он отвлекся и пропустил момент, когда киль ладьи вонзился в прибрежную отмель. Молодцов не растерялся, прыгнул со всеми, но прыжок вышел скверный, и он ухнулся коленями в воду; повезло, что там под ней было илистое дно. Его сразу же за загривок поднял Будим, аж воротом шею сдавило, друзья тут же построились, соединили щиты. Ну вот, теперь они в своей маленькой крепости рядом друг с другом.

Бам, бам!

Оба-на, это в щит Даниле прилетело две стрелы, аж качнуло на месте. Так получилось, что после высадки он стал замыкать фланг, а это самое опасное место строя, как Молодцов только что убедился, где же остальные?

1

Облегченное копье, предназначенное специально для метания.