Княжий посол

К Даниле подвалило двое попрошаек в рваной одежде, благодаря которой их можно было назвать нищими, а вот изможденными голодом никак нельзя. Один повыше и покрепче, но с туповатым выражением лица, другой пониже, с бегающими глазками и подвижным лицом, видимо «мозг» команды, поскольку он задал первый вопрос:

– Ты кто такой? – Рукам он не мог найти покоя, и как только просидел столько часов, а второй, туповатый, продолжал пялиться… тупо.

– Я? Простой бродяга, – улыбчиво ответил Данила, – узнал, что тут можно набить живот и есть где поспать в тепле. Вот и пришел.

– Ты что ж думаешь, вот ты пришел, и все тебя прям ждали?

– А что такое, я человек добрый, всем нравлюсь, – старался прикинуться простаком Данила, – работать умею, людей уважаю. Здесь мне будет самое место.

– Хех, – сказал попрошайка, – так просто место тут не занять, тут серебро платить надо.

– А серебро у меня есть, веди к главному, я ему отдам сколько скажет.

– У тебя серебро есть, покажь! – Туповатый попрошайка потянулся к Даниле. Обережник взял его кисть на захват, придержал и оттолкнул.

– Я же сказал, серебро отдам самому главному, где он у вас?

Молодцов старался держаться максимально просто и открыто, мол, не воинским приемом руку заломил, а просто отмахнулся. Он обычный деревенский парень, который не будет отдавать свое за так.

– Да погоди ты, куда нам спешить, пошли лучше поедим. Меня Сашко зовут, а его… – взмах в сторону тормознутого компаньона, – Радан.

– А меня Даниил зовут, можно просто Даней. Пойдемте куда-нибудь там, поесть – это всегда вовремя.

Данила обрадовался, адаптироваться временно получилось, и есть возможность разведать обстановку.

Втроем они пришли куда-то к монастырской столовой, где забесплатно раздавали еду. В очереди были не только «профессиональные нищие», но и действительно нуждающиеся. Молодцов с компаньонами получили свою плошку с супом и по куску черствого хлеба. Вместе они отправились поесть подальше от чужих глаз, а то еще работать заставят. Устроились на выбеленном фундаменте чьего-то хлева, потому что запашком навоза тянуло заметно. Данила при этом предусмотрительно сел на угол, чтобы не оказаться в ситуации: двое незнакомых друзей сидят по бокам.

– Ну что, рассказывай, Даниил, кто ты да откуда? – спросил Сашко, вытирая коркой хлеба остатки супа.

– Да что обо мне рассказывать, один я, с тех пор как степняки мою деревню сожгли. Вот брожу куда глаза глядят. Ты лучше расскажи, как вы здесь живете, что делаете, чем на хлеб зарабатываете?

– На хлеб можно по-разному. Можно милостыню просить, ты не думай, что это так просто, надо много собирать, потому что большую часть ты общине отдавать будешь. А если будешь сидеть мух ловить, тебя быстро определят, вот хотя бы известь под купола таскать, да по доскам. Оттуда глянешь вниз, мама родная, оступишься, и только мокрое место от тебя останется. Ну это все как Камен решит, он у нас в общине главный. Ну и еще монахов, конечно, слушай и воинов из сотни. Заправляет всем у нас по хозяйству ключник Димитр, хороший муж, правильный. Поблажек никому не дает, но так, чтобы издевается, не бывает, а вот помощники его, особенно десница Богдан. О, вот это пакость, каких мало, – Сашко аж затрясся от негодования, – мимо пройдет, так обязательно работу заставит делать, какая не нужна, а потом придет скажет, что все не то и по морде съездит. А ты вкалывай, хоть всю ночь до заутрени. Чтобы ему чирей на уд послали, чтобы у него… – Сашко изверг из себя отборный поток брани и проклятий, Радан в это время сказал просто: «Я отлить», и ушел. И Данила потерял его из поля зрения, это было его ошибкой. – В общем, кабы его тут совсем не было, здесь, почитай, почти рай на земле был бы. Ну если только работать будешь и не крысятничать.

Попрошайка подозрительно покосился на Молодцова. – Не, это я не буду, – ответил он. – Ты лучше скажи, где здесь такое место, чтобы работать поменьше, а еды получать побольше.

– Вот это ты хватил, ну ты наглый, конечно, Данила. Не пропадешь! Тебе, наверное, в Академию надо!

– Чего?! – Данилу реально переклинило, здесь, в Средневековье, Академия! Он точно оказался в том времени, о котором думал?

– Вот ты темный. Конечно, Академия у нас при монастыре. Монахи там живут да дьяки. Всех письму учат да Писание читать! – с придыханием и уважением рассказывал Сашко об обучении грамоте. – Дорогих свитков из пергамента там уйма! А монахи да дьяки все читают и пишут на них. Вот такое чудо у нас под боком, представь.

– Ага, – согласился все еще удивленный Молодцов.

– Там работы действительно немного, могут приставить тебя к дьяку какому-нибудь, будешь ходить за ним, свитки таскать, словом, делать, что скажет. Или в классах будешь убирать, тоже работенка непыльная. Только абы кого туда не берут, ты умом сперва блеснуть должен, показать, не запорешь ли пергамент какой по глупости. Ну и серебра надо заслать немало. Сколько у тебя?

– Хватит, думаю.

– Покажи его! – Радан повторил свой вопрос.

А к горлу Данилы прикоснулся холодный металл, но отнюдь не тот, о котором только говорили. А обычное железо.

«Лопухнулся! Пропустил обыкновенного попрошайку, обережник, блин!» – подумал Молодцов.

Одной рукой Радан обхватил его за грудь, а второй прижимал нож к горлу, острием к подбородку. Сашко сделал вид, что тут как бы не при делах, но глаза так и сверкали.

– Эй, ну что, раз ты так хочешь, покажу тебе мое серебро. Руки ослабь, оно у меня за пазухой.

И когда Радан ослабил хватку, Данила, сложив ладони крючками, сбил его руку с ножом вниз, одновременно встал и наклонился вперед. Попрошайка перелетел через его спину и ухнулся на землю, Молодцов выкрутил руку с ножом и направил его острием в грудь своему хозяину.

– Исчезни, – рыкнул Данила, и Сашко как ветром сдуло. – Серебра моего захотел, а может, своего железа в грудь примешь, понравится тебе такое? – спросил Молодцов, стараясь унять злость; гнев в груди так и клокотал.

– Ой, не надо, не надо, – запричитал попрошайка, пуская слезы и слюни, и что-то залепетал совсем уж непонятно, похоже, он реально был умственно отсталый.

– Так-так, что же делается?

Данила вскинул голову, а вот это уже серьезно. К нему приближались пятеро. Один в центре одноногий, но выглядел он опаснее всех.

Молодцов крутанул кисть в захвате, Радан взвыл, но нож сам выпал у него из руки. Данила схватил его, воткнул в стену позади. Сам прижался к ней спиной, из правой руки у него едва выглядывало изогнутое лезвие, подарок Айлада, чуть длиннее пальца, но вскрыть им брюшину или перерезать артерию как нефиг делать. Пальцы левой руки нащупали шнурок кистеня.

– Камен, он…

– Цыть, – прикрикнул одноногий, и Сашко исчез обратно за группу поддержки. – Что ж ты творишь, молодой?

– Я не молодой, я Молодец, – ответил Данила и взглянул ему в глаза. И сразу все понял.

Телосложением главарь попрошаек был крепок, правой ноги у него не было, он опирался на длинный костыль под мышкой. Ручищи – Молодцов своей рукой запястье не захватит, живот, обтянутый дерюгой, скорее, по большей части не жир, а мышцы, и через всю правую половину лица тянулся длинный кривой шрам. Но главное – взгляд. По взгляду Данила сразу определил: перед ним стоит воин. Пусть покалеченный. Воин – это не мышцы и умения, это состояние духа. И точно так же по взгляду был раскрыт Данила. Камен увидел в нем не упрямого крестьянина, а воина, зачем-то забредшего в Царский дворец. Остается надеяться, что Молодцов был раскрыт как воин, но не как лазутчик.

– Молодец, так вот ты кто такой. И что же тут ищешь?

– Я ищу здесь кров и еду и готов за нее заплатить уважаемым людям… по Правде, – подумав, добавил Молодцов.

Камен не сделал шага вперед, думал, его подручные не спешили. Данила стоял у стены, стараясь прятать волчий оскал. Их пятеро, он один, но пусть пробуют его взять сначала, пускай с ними покалеченный воин, Данила сам много стоит в бою.