Страница 8 из 9
А-а-а! – закричал Григорий Львович. Он вспомнил, что положил визу в портфель, а потом, когда они без сучка и задоринки прошли все проверки, он на радостях сдал портфель в багаж. Теперь единственным документом, удостоверяющим его личность, были никому не нужные водительские права.
Он подошел к таможенникам и, размахивая руками, начал объяснять, что произошло. Они почувствовали, что пахнет жареным. Эмигранты из Советского Союза были для них хорошей статьёй дохода. Румыны установили штрафы так, что любая ошибка бывших советских граждан стоила им всей имеющейся валюты. Не больше и не меньше. А количество долларов на каждого отъезжающего было им хорошо известно. Григорию Львовичу опять предложили отойти в сторону. Он стал объясняться жестами. Указывая на самолет и расправив руки в стороны, он размахивал ими, как птица крыльями и тыкал себя в живот, ясно давая понять, что портфель в багаже, то есть в брюхе самолета. Затем он руками чертил в воздухе прямоугольник, величиной с портфель, крепко хватал его за невидимую ручку и с важным видом шёл к самолёту, но в тот момент, когда он пытался пересечь таможню, его останавливали румынские пограничники.
Идиоты! Они даже глупее, чем руководители службы здравоохранения. Но ничего, если он мог обучать тех, то он справится и с этими и чтобы его лучше поняли, он повторял всё сначала, однако при каждой следующей попытке его возвращали на место всё грубее и грубее. И его прорвало. Он стал кричать, что они все это подстроили и теперь не хотят его пустить в самолет, чтобы он нашел свою визу. Он подаст на них в комиссию ООН по правам человека. Он им, подлецам, покажет, как заниматься вымогательством.
Крики и жестикуляция Григория Каца переполошили весь аэропорт, и на место происшествия пришел представитель Израиля. Основной задачей этого невысокого пожилого человека было улаживать конфликты. На бейджике была его фотография и имя – Дэвид, напечатанное латинскими буквами. Марина, единственная в семье знавшая английский, объяснила ему, что произошло.
–Передайте вашему отцу, чтобы он успокоился, мы сейчас всё уладим, – сказал Дэвид.
–Это мой тесть, – поправила Марина, – он душевно больной и за свои поступки не отвечает. Мы вообще хотели везти его в клетке, но потом решили, что это будет слишком привлекательной картиной для советской прессы.
Дэвид с укором посмотрел на неё и только спросил, нет ли у её тестя какого-нибудь документа с фотографией.
Марина перевела вопрос Григорию Львовичу. Он был уже невменяем и с кулаками лез на таможенников, угрожая им международным трибуналом. Они не понимали, что он говорит, но на всякий случай держали руку на кобуре.
–Зачем тебе документ? – закричал Григорий Львович Марине, – пусть они пустят меня в багажное отделение, я найду им эту сраную визу.
–Затем, – ответила Марина, глядя ему в глаза, – чтобы вас не посадили в тюрьму. Её спокойный тон и твёрдый взгляд отрезвили тестя, он пошарил в карманах, нашел свои водительские права, на которых была фотография пятнадцатилетней давности, и протянул их невестке. Она взяла их и вместе с Дэвидом пошла в офис. По дороге Дэвид сказал, что на таможне работает его очень хорошая знакомая, с которой он бежал из Освенцима, она им поможет. Приятельница Дэвида – Анна аккуратно отклеила фотографию и позвонила сыну в министерство иностранных дел. Она попросила привезти бланк визы, и вскоре документ был готов. Когда Марина и Дэвид уже собрались уходить, в кабинет вошел таможенник. Он сказал, что какой-то сумасшедший, угрозами заставил пограничников пустить его в багажное отделение самолета.
–Эмигранты уже устроили скандал несколько дней назад, – сказал Дэвид, – и румынские власти предупредили, что в случае рецидива, они закроют свою страну для транзита. Мы должны успокоить твоего тестя любой ценой. А что он действительно не в своем уме?
–Конечно, – не моргнув глазом ответила она, – неужели вы думаете, что я стала бы на него наговаривать? Он был психиатром и от частого общения с сумасшедшими у него самого чердак поехал. Последние пару лет он вообще непредсказуем и я не знаю, что он может выкинуть, когда увидит визу.
–Пойдём быстрее, – сказал Дэвид, направляясь к выходу.
Не доходя до таможни, они услышали площадную ругань и бешенные угрозы Григория Каца. Он бежал от самолета и кричал:
–Воры, они украли мой портфель. В нем был французский одеколон и две бутылки водки. Они всё выпили, а портфель с документами выбросили, падлы. Я на них в суд подам, они еще мне за это ответят, мерзавцы. Григорий Львович не видел ни Дэвида, ни Марины. Он бежал к таможенникам, которые каким-то непостижимым образом полчаса назад поняли его пантомиму и, нарушив закон, пустили в багажное отделение самолёта. Они уже не хотели никакого штрафа, лишь бы отвязаться от этого психа. Получив их разрешение, он подбежал к самолёту, без лестницы забрался в багажное отделение и в ярости стал расшвыривать чемоданы. Портфель, конечно, он не нашёл и считая это происками таможенников, теперь бежал к ним со сжатыми кулаками. Его жена была в ужасе. Она давно уже смирилась с его буйной натурой. Иногда она могла остановить его, но сейчас её вмешательство только ухудшило бы положение. Она готова была принять огонь на себя, лишь бы предотвратить скандал. Сердце её бешено колотилось. Григорий Львович почувствовал это и резко остановился. Он посмотрел вокруг, увидел жену и, изменив направление атаки, заорал:
–Это все ты, все из-за тебя. Зачем ты дала мне этот портфель? Я тебе давно говорил, что взятки до добра не доведут. Кому их давать? Этим что ли? – он махнул рукой в сторону румынских пограничников. – Никогда меня не слушаешь, вот и доигралась. Ну, ничего приедем в Израиль я тебе покажу.
Дэвид не знал, что делать. Зинаида Яковлевна дрожала как осиновый лист, а Марина, глядя тестю в глаза, металлическим голосом сказала:
–Видите визу? – она повертела ею у Григория Львовича перед глазами.
Он вслед за визой водил головой из одной стороны в другую.
–Вы мне не ответили, вы видите визу?
–Да.
–Если вы сейчас же не извинитесь перед женой, я вашу визу порву, и вы поедете не в Израиль, а в румынскую тюрьму.
Марина глядела на него холодным, немигающим взглядом. Взглядом, который отрезвил его во второй раз. Его невестка, жена его сына. Каким-то чудом она устроила ему визу, а теперь готова её порвать. Что с ним происходит? Он никак не мог вспомнить. Он только видел, как она держала визу обеими руками. Она хочет, чтобы он извинился перед Зиной. Хорошо, он извинится. Он вдруг почувствовал ужасную усталость, голова у него закружилась, и он стал медленно опускаться. Дэвид успел поставить стул.
–Вы меня слышали, Григорий Львович? – повторила Марина.
–Да, – отозвался он глухим голосом.
–Я жду.
–Зина, прости меня, – сказал он тихо.
Зинаида Яковлевна не в силах отвечать, заплакала и отвернулась. Марина протянула визу тестю.
–Спасибо, Мариночка, – сказал он.
Что-то в нем сломалось. Жизненная сила, блеск в глазах, стамина. Из вальяжного, самоуверенного мужчины он за несколько минут превратился в старика.
Представитель Израиля поблагодарил Марину и признался, что до последнего момента не мог ей поверить. Ведь у него самого есть невестка, и он знает, какие отношения бывают между родственниками. Но её тестя действительно лучше было бы перевозить в клетке.
–Нет, – сказала Марина, глядя на Григория Львовича и с трудом сдерживая слёзы, – лучше было оставить его в Союзе.
Лотерейный билет
(Миннеаполис, конец 1990-х)
Дорогие друзья! – сказал Дейв, когда собрались все сотрудники, – сегодня мы отмечаем торжественный день в жизни Владимира Портного. Как вы, наверно, знаете, он получил американское гражданство и когда на его родине узнали про это, президент России написал ему письмо, однако наша секретарша перепутала адрес и письмо попало ко мне.
Дейв взял со своего стола красиво оформленный конверт, торжественно вынул из него лист гербовой бумаги и стал читать: