Карамель

– Извечный конфликт дочери и матери – он пройдёт, когда ты повзрослеешь, Карамель.

– Советует психопатка, что перестреляла кучу народу по воле чувств, которые не смогла сдержать, – парирую я. – «Сумасшедшая влюбленная», у хроники есть название. Так мне тебя называть?

Сара теряет дар речи.

– Всё-таки Острог – место изгоев, а не надежды. Решил меня, – обращаюсь к растерянному Каину, – привести к городской сумасшедшей? Это твой план?

– Ты не знаешь, через что ей пришлось пройти.

– Это не делает сумасшедшим в меньшей степени. И что за объятия? – вновь обращаюсь к женщине. – Демонстрируешь фирменный захват для удушья?

– Кара! – выплёвывает Каин и сердито смотрит на меня. Знает, как действует обрубок имени…знает, вот же.

Предатель.

– Предатель, – говорю я.

Ведь почти поверила, что более не услышу проклятого куска имени.

– Не надо, Каин, – вступается сама Сара. – Я всё понимаю. Это заслуженно. Дам вам остыть, ребята, знаете, где меня искать.

И женщина поспешно уходит: прячется в тени строения, которое покинула ради беседы с нами. Каин глядит проницательно, я же – упёрто.

– Ты лучше, чем пытаешься казаться, – говорит юноша.

– А ты кажешься умней, чем есть на самом деле.

– Закончили? Обменялись взаимными упрёками и оскорблениями?

Закатываю глаза и взвываю:

– Предатель, перебежчик и чокнутая – чем не команда? Поверить не могу, что ввязалась в это!

– А я не могу поверить, что у тебя недостаток извилин, как у всех рождённых и накачанных лекарствами в Новом Мире.

– Кажется, я говорила, что лекарства не несут угрозы и во вред не работают? На то они и лекарства, деревенщина ты остроговская.

– О, посмотрите, наша вся из себя правильная девочка умеет ругаться? Папа разрешил? Или Зал Суда вынес добро? Разрешение письменное?

Не нахожу ответных слов: что есть силы замахиваюсь и бью Каина в грудь. Он препирается и хочет сжать запястья, но я – в ответ – вымахиваю хаотично в воздух. Уворачиваясь (пара шлепков всё-таки приходит по лицу и голове), юноша проклинает день, когда решил, что надутая эгоизмом, лицемерием и принципами северянка способна понять обездоленных и униженных.

– Вечные страдальцы, да вы заслужили, что с вами обращаются как с помойным ведром – вы не сделали ничего для уважения, ничего достойного! – говорю я.

– Если лебезить и причмокивать у управляющей задницы губами означает делать что-то достойное, то да, ты права.

Выкрикиваю:

– Ненавижу тебя, Каин из Острога! Я поверила и последовала, а ты точишь на меня зубы равно иным знакомым, ненавижу тебя! У меня не осталось дома, а в этом я не чувствую безопасности. Он красив, но пуст, ты испортил мне жизнь! Испортил жизнь!

– Давай, еще скажи, что идеальную, обманутая системой и семьей истеричка.

Порываюсь с новыми ударами.

– Ненавижу тебя! Предатель!

Каин отбивается, но, ступая назад, спотыкается и валится на землю. Заваливаюсь сверху и продолжаю сыпать шлепками и руганью.

– Несуразный выкидыш Нового Мира!

– Избалованная дура! – вопит Каин.

– Предатель!

– Трусиха!

– Ошибка бунтующих изгоев и отбросов!

– Плевок соцплана изувеченных системой шестерёнок.

– Драка! – выпаливает кто-то со стороны. Чудесное начало пребывания в Остроге. Просто наипрекраснейшее. В какой яме ты нашла себя, Карамель Голдман? К нам бегут, выпаливая на каждый мой новый выпад по голове Каина: – Дерутся, разнимай! Драка!

– Драка, – мгновение спустя объясняет Каин, – когда обе стороны выдают агрессию. Я же агрессию подавлял.

– Физически, – киваю. – А эмоционально – свежевал, не заметил? Никто не заметил?

– Это была защита.

– Нет, защищалась я! От твоих слов!

– Замолчите оба, – говорит разнявший нас мужчина. Он видит устало бредущую Сару и жалуется: – Твои птенцы громко щебечут, но это не прибавляет им толку к полёту.

Женщина благодарит за оказанную помощь и просит оставить нас с ней наедине – собравшиеся зеваки расползаются обратно по делам.

– У меня нет комментариев, – говорит Сара. – Вам следует побеседовать друг с другом, но серьёзно – без осуждения, но с предложением, не укоряя друг друга, а выискивая первопричину. Оставлю вас. Надеюсь, больше ни один старожил не пожалуется на шум. Повторюсь: дам вам остыть, ребята.

И это всё?

В Академии бы из-за такого исключили. Сразу после многочасовой исправительной беседы. И отправили на обследование. И выписали штраф. Академия не прощает ошибок, не делает исключения, не даёт вторых шансов. Как и Новый Мир.

– Прости меня, – говорит Каин, когда мы сидим у ствола дерева, подпирая спинами обитую металлом кору – для удобства сидящих и защиты основания (даже здесь есть подпорки домам). – Я не должен был говорить тех слов. Не считаю тебя истеричкой. Избалованной и эгоистичной – немного, но…не в плохом значении, не в том контексте, который выдал.