Страница 9 из 26
Щурясь от солнца, Капитан и Вовка смотрели из окошка на птиц. Старый Капитан достал из ящика стола стопку разноцветных флагов и сказал:
— Хорошо им, молодым. Но первый рейс — всегда нелегкий. Давай поднимем для них морской сигнал «Счастливого пути».
Вовка подпрыгнул:
— Давайте!
Из форточки они забросили на антенну телевизора бельевую веревку. И на этой веревке подняли над крышей флаги: один — синий с белым прямоугольником посередине; второй — красный с желтыми косыми полосками; третий — с квадратами, как на шахматной доске: два белых и два красных.
Солнечный ветер подхватил флаги, и они захлопали как большие крылья.
Но через полчаса к Старому Капитану постучал товарищ Кычиков.
— Я, конечно, извиняюсь, — сказал он. — Здравствуйте. Вы только поймите меня правильно. Мне лично все равно, висят эти флаги или нет. Но с начальством получатся неприятности. Нет у нас в домоуправлении такого порядка, чтобы, значит, морские флаги. Без особого распоряжения…
— Ну, нет так нет… — вздохнул Старый Капитан. — Ничего не поделаешь.
— Вы только поймите меня правильно, — снова сказал товарищ Кычиков. — Неприятности…
Потом он спускался по лестнице, и дом сердито гудел и потрескивал. Он был, видимо, недоволен.
— Ничего, — сказал Вовка, чтобы утешить Капитана. — Птицы все равно уже видели сигнал. Это факт.
Они хотели снять флаги. Но конец веревки выскользнул из форточки и качался на ветру. Нельзя было до него дотянуться.
Вовка выскочил во двор. Его, конечно, не волновало, что у товарища Кычикова могут быть неприятности. Но он не хотел, чтобы неприятности были у Старого Капитана.
По шаткой приставной лестнице Вовка забрался на крышу. Это было страшно. Крыша оказалась очень высокой и очень крутой. И ветер здесь гудел сильнее, чем внизу. Но Вовка вел себя смело. Он все же добрался до антенны и снял флаги, хотя два раза чуть не покатился кубарем и ободрал о ржавое железо оба колена.
Прежде чем спуститься, Вовка посмотрел на горизонт. Горизонт был дымчато-синим, словно там стояло туманное море.
Старый Капитан сначала рассердился на Вовку: ведь тот мог свалиться и сломать шею. Но потом он сказал, что Вовка — молодец.
Капитан забинтовал Вовке колени и подарил за смелость старинный морской бинокль с медными ободками у стекол.
Вы представляете, как был счастлив Вовка!
Прежде всего он еще раз слазил на крышу и осмотрел весь горизонт. Правда, моря он не увидел, но настроение от этого не испортилось. Весь вечер Вовка не выпускал бинокль из ладоней. Он рассматривал ближние дома и улицы. Разглядывал в бинокль прохожих. Смотрел на себя сквозь него в зеркало. И даже котлету в тарелке пытался рассмотреть таким же способом.
А потом Вовка открыл в бинокле одно свойство: если смотреть в него наоборот, все близкое кажется далеким. Комната превращается в длинный коридор, потолок убегает на звездную высоту, а котенок Акулич делается крошечным, как муха.
А когда Вовка смотрел на свои ноги, они становились тонкими и такими длинными, что бинты на коленях казались белыми точками. А тротуар казался просто ниточкой.
Попробуйте пройтись по такой ниточке на таких высоченных ногах! Вовка вышел за калитку и попробовал. Его сразу же зашатало, как неумелого канатоходца. Но зато было интересно.
Жаль только, что Вовка смотрел в бинокль и, кроме ног, ничего не видел. Именно поэтому он стукнул головой Аделаиду Федоровну, которая возвращалась с работы.
Представляете, что тут было?
Аделаида Федоровна сказала, что она всегда считала Вовку невоспитанным ребенком, но не думала, что он решится на Такое хулиганство.
Конечно, она пошла к Вовкиным родителям и наябедничала. Она сказала, что это сверхвозмутительно, когда дети, как сумасшедшие, кидаются на больных людей и чуть не ломают им ребра.
И родители велели Вовке идти и как следует просить прощения.
Вовка уставился в пол и сказал:
— Не пойду. Я уже один раз сказал «простите», когда стукнулся. А она еще ябедничает…
— Я вот покажу тебе «не пойду»! — сказал отец.
— Будешь стоять в углу, пока не извинишься, — сказала мама.
— Ну и пожалуйста, — сказал Вовка. И начал стоять в углу.
Он не смотрел телевизор. Не ужинал. Не читал книжку «Водители фрегатов». Он стоял, прижимаясь лбом к теплому дереву штурвала, и вспоминал, как полоскались на ветру флаги.
А наверху кашлял и шагал из угла в угол Старый Капитан. Может быть, он огорчался, что Вовка не зашел к нему в этот вечер. А может быть, просто сильно тосковал о море.
— Ну, довольно, — не выдержала мама. — Отправляйся спать. А завтра извинишься перед Аделаидой Федоровной.
— Не извинюсь, — сказал Вовка.
— Будешь стоять всю ночь, — пригрозил отец.
— Буду.
— Ну и стой!
Конечно, родители думали так: захочет Вовка спать и все равно отправится в постель.
Но Вовка не отправился. У него появилась гордость. Ведь он был уже немного капитаном: он умел обращаться с компасом, держал в руках настоящий штурвал и поднимал на ветер морские флаги.
Когда был выключен свет и наступила тишина, Вовка зажег лампочку нактоуза и осветил картушку. Она вела себя неспокойно.
Вовка взял в ладони рукоятки штурвала.
Сеня Крабиков смотрел на Вовку с портрета.
— Очень хочу к тебе, — сказал Вовка.
Сеня Крабиков улыбался.
За окнами нарастал ветер.
Вовка сел на пол, прислонился к нактоузу и уткнулся лбом в забинтованные колени.
Он уснул.
И все в доме уснули.
Спал Петр Иванович, и ему снилось, что на все его жалобы пришел Положительный Ответ.
Спал Старый Капитан. Ему снилось, что на шведском судне «Викинг» загорелись тюки с джутовым волокном и надо спешить на помощь.
Музыкант Соловейкин видел, будто он выступает с концертом в пионерском лагере, и улыбался.
Аделаиде Федоровне снилась всякая неразбериха.
А Вовке?
Вовка видел, будто в светлую луговую речку зашел с дальнего моря громадный пароход. У него был высокий черный корпус, блестящие иллюминаторы, многоэтажные белые надстройки и желтые мачты. Пароход заполнил собой речку от берега до берега. Он двигался медленно и бесшумно, и его борта нависали над солнечными травами. Крупные ромашки ласково касались бортов лепестками.
А дом не спал. Он ждал, когда с ночной прогулки явится Акулич.
Акулич явился.
Больше ждать было нечего.
Дом уже ничего не скрывал и не таился.
Он приподнял со скрипом один угол, потом другой, медленно повернулся. Звякнув, лопнули провода. Теперь ни одна нитка не держала дом на месте. Он качнулся, двинулся вперед, расшатывая кирпичи фундамента. А потом перестал вздрагивать и бесшумно, как в немом фильме, поднялся в воздух…
Зачем он это сделал?
Ну, во-первых, он любил Вовку. Любил Старого Капитана. А во-вторых, его построили из бревен, которые были когда-то прямыми и высокими соснами. Их называют корабельными. Эти сосны мечтали стать мачтами барков и бригантин. Потом, улегшись в сруб, они задремали и забыли о мечтах. Старый Капитан разбудил их своими Историями…
А может быть, дело в другом. Говорят, что, если в доме появляются штурвал и компас, дом понемногу становится кораблем. Его тихо разворачивает курсовой чертой к зюйду — в ту сторону, где теплые моря и Ревущие Сороковые Широты. И не известно, чем это кончится, если не вмешается домоуправление.
Итак, дом поднялся и полетел на юг. Он летел под самыми облаками, среди которых мчалась круглая белая луна. Лунные пятна проскальзывали в щели и прыгали по морде Акулича, который спал в коридоре. Акулич дергал ушами.
А внизу по темным травам стремительно скользила большая квадратная тень…