Страница 24 из 26
Стучало сердце. Но не от страха. Мальчик не боялся высоты. Не боялся он и ветра, который все нарастал и обтекал его ровным шумящим потоком (рукава у локтей и широкий белый воротник трепетали как флажки).
И вот марсовая площадка оказалась над головой. В квадратном вырезе ярко синело небо. Изловчившись, Мальчик ухватился за край, подтянулся и выбрался на марс.
Ух, какой огромный был мир! И небо, и облака, похожие на тугие паруса. Отсюда, с двадцатиметровой высоты, река вовсе не казалась широкой, зато совсем близко, за игрушечными крышами, башнями и колокольнями серебристо-синей стеной вставало совершенно бескрайнее море.
— Чип, смотри, — торопливо сказал Мальчик и высадил малыша на ладонь.
Чип затих.
— Тебе страшно? — спросил Мальчик.
Чип шепотом сказал:
— Мне ни к-капельки не стр-рашно. Пр-росто я не мог пр-редставить…
Из квадратного отверстия показалась голова Рудика. Лоб его был мокрым, волосы спутались.
— Слушай, спускайся давай, — миролюбиво попросил он. — А то нам обоим попадет.
— Чип, в карман.
Мальчик не взглянул на Рудика и скользнул в люк на другом краю площадки.
Теперь они спускались по разным вантам: Рудик старым путем, а Мальчик — к другому борту. Чем ниже, тем злее делался Рудик.
— Акробат недорезанный! — ругался он. — Башку свернешь, а мне отвечать, да?
— Сам не сверни, — откликнулся Мальчик.
Рудик с трех метров прыгнул на палубу и кинулся к другому борту, чтобы сцапать мальчишку.
Но Мальчик увернулся.
— Душу выну, — сказал Рудик. Мальчик убежал на нос и прыгнул на гладкое наклонное бревно бушприта.
Бушприт был толстый, не обхватить, и под ним натянута была предохранительная сеть. Но все-таки Мальчик думал, что Рудик сюда не пойдет, и можно будет дождаться Мартыныча.
Рудик пошел.
Мальчик, покачиваясь, побежал вперед. Бежал, пока под ногами не оказался нок бушприта — узкий, выкрашенный белым конец. Мальчик взялся за штаг — стальной трос, идущий к верхушке мачты, — и повернулся к Рудику лицом. Тот подходил осторожно и все-таки неотвратимо.
— Ну, все, — с удовольствием произнес он, когда был в трех шагах.
И тут, взявшись передними лапками за край кармашка, высунулся Чип.
— Убир-райся! — потребовал он. — Пр-рочь!
Рудик никогда не видел говорящих лягушат. Понятно, что он вздрогнул. А когда идешь по бушприту, вздрагивать не надо. Нога у него скользнула с гладкого ствола, Рудик замахал руками и полетел в сеть. Он даже зарычал, стараясь выбраться к форштевню и опередить мальчишку.
Но Мальчик не спешил на палубу. Ему надоела эта пустая игра. Злой задор его угас. Надо было уходить. Не убегать, не спасаться, а уйти, чтобы навсегда остаться победителем.
До воды было метров пять или шесть, но сейчас эта высота казалась нестрашной по сравнению с высотой марсовой площадки. Мальчик щекой коснулся стального штага: прощай, баркентина. Потом ладошкой прикрыл карман с Чипом и прыгнул солдатиком.
— Жив? — спросил Мальчик у Чипа, когда выбрались на дамбу.
— Вот это пр-риключение! — затараторил Чип. От возбужденья он рассыпал свои «р-р» как горох по палубе. — Я думал, мы угр-робимся! Вот это тр-рюк! А как я его пер-репугал! Как он тр-рахнулся!
— Чип, а как ты узнал, что Рудик нас догоняет?
Чип немного смутился.
— Я смотр-рел. Я в кармане проковырял дыр-рочку. Кр-ро-шечную. Ты не сердишься?
— Не сержусь… Чип, я побегу домой. Надо высушить и выгладить одежду, пока не пришли мама с папой. Ведь что будет, если я им в таком виде покажусь…
— Стр-рах подумать, — согласился Чип.
— Они хотели купить сегодня торт к чаю. Все-таки день рожденья… Слушай, Чип… Я бы тебя пригласил, но ведь поднимется такой переполох. Да ты и не ешь торт.
— Я питаюсь комар-рами, — гордо сказал Чип.
Вечер оказался невеселым. Давно уже Мальчик высушили выгладил свою праздничную одежду, а мама с папой все не приходили. Мальчик не знал, что они во всех магазинах ищут самый лучший торт, и ему было грустно.
И стало бы совсем плохо, если бы не подарок Чипа. Мальчик взял в ладони зеркальце. То зеркальце, в котором отражались когда-то южные звезды и айсберги, ураганные волны и стаи летучих рыб. Оно будто согревало ладони и нашептывало сказки.
Мальчик сел на подоконник. Сейчас в зеркальце отражалась улица. Булыжная мостовая с травинками среди камней, старые дома с высокими крышами, маленькая девочка со скакалкой и тополя с последними отблесками солнца на верхушках.
Над тополями поднимались мачты баркентины.
Завтра этих мачт уже не будет. Баркентину уведут в док, подремонтируют, а потом… Потом она уже не будет кораблем. Запах жареных котлет вытеснит из всех закоулков запахи моря и просмоленных канатов.
Ну чем он мог ей помочь?
Солнце совсем ушло, только на маленькой тучке, легкой и белой, задержался его последний свет. Пониже тучки разгоралась Звезда. Та самая.
Посмотришь на улицу — Звезда чуть видна. Посмотришь в зеркальце — она там яркая-яркая. Видно, зеркальце и в самом деле «не пр-ростое».
От того, что было невесело, Мальчик вспомнил считалку. Она ведь помогала в трудные минуты. Нет, он ничего особенного не хотел, просто так он начал говорить эти слова:
В этот миг показалось ему, что Звезда стала еще ярче и разбросала по сторонам тонкие, как струны, лучи. Будто даже один луч ударился в зеркальце и со стеклянным звоном ушел в сторону. Но это уж точно показалось. Наверно, из-за того, что в коридоре весело затарахтел звонок. Пришли родители.
Торт, который они принесли, был размером почти со штурвал. Его украшал кремовый корабль с пушками, флагами и пузатыми парусами. А по краям торта мама воткнула одиннадцать тонких свечек.
Электричество не включали, и когда свечки зажглись, на стены лег розовый свет.
— Дуй, — сказал папа. — Если погасишь все разом, сбудется любое желание.
Мальчик зажмурился и дунул.
Никто не знает, о чем он думал в тот миг. О баркентине или о том, что хочет стать капитаном, или еще о чем-то.
Он никому про это не говорил.
Свечки погасли сразу.
Но когда Мальчик открыл глаза, розовый свет все равно дрожал на стенах.
Мальчик вздрогнул и повернулся к окну. Над тополями стояло зарево.
— Баркентина!
Мальчик толкнул плечом раму и прыгнул на улицу.
Баркентина горела. Бизань-мачта и грот-мачта рухнули в реку. С фок-мачты падали горящие реи. Пылали надстройки. Вдоль причала метался пожарный катер, захлестывая баркентину длинными шипучими струями. Но огонь упрямо перебирался на фальшборт.
Мальчик с разбегу врезался в толпу и увидел Рудика и Мартыныча. Рудик доказывал:
— Что вы, граждане, какие окурки? Какая печка? Никто не виноват! Она загорелась сверху! Вон ребята с сейнера могут подтвердить!
Мартыныч молчал.
Мальчик подошел и взял его за руку.
— Долго я живу, а такого не видел, — тихо сказал Мартыныч. — Сначала вспыхнул бом-брам-рей на фок-мачте. Потом крюйс- и грот-стеньги. А потом огонь побежал по мачтам вниз.
В толпе говорили:
— Так от молнии загораются деревья. С верхушки и разом.
— Что вы, гражданин! Какая молния в такую погоду?
— В том-то и дело.
И никто-никто не мог подумать, что из дальней дали жгучая Звезда послала на Землю луч, чтобы спасти свою сестру.
Только Мальчик думал об этом. Но и он точно не знал, так это или нет…