Страница 122 из 123
- Когда ты менял меня на него, ты думал, что поступаешь правильно? – спрашивает Андрей, и моё сердце бьётся чаще.
- А ты считаешь, что я совершил ошибку?
- Не знаю.
- К тому же, я очень хотел оставить там Серёгу. Я не хотел бросать в бифуркаторы Стёпку. Это всё Серый виноват.
- Если б ты оставил там Серого, Стёпка всё равно не обрадовался бы, - отвечает Андрей. – Но он тебя понимает. Он понимает твой выбор. Понимал…
- Понимал? А сейчас что?
- Сейчас ему очень-очень плохо. У него ничего не болит, он просто почти сошёл с ума. Он не может спать, ему постоянно что-то шепчут в голове. Сейчас Стёпка ведёт себя очень неадекватно. Месяц бессонных ночей изменит кого угодно, поверь.
- Ты… скажи ему, что я сожалею, - тихо произношу.
- Не думаю, что ему это поможет, - отвечает Андрей.
На этом разговор закончился.
В мае Андрюшке стукнуло одиннадцать. К тому времени братишке стало ещё хуже, и мы уже рассматривали вариант госпитализации мелкого. Я называл это по-другому: отправить в психушку.
Как ни странно, брат контактировал с внешнем миром только в школе. Дома он вёл себя отрешённо, будто аутист. Как-то я застал на кухне маму, кормящую Андрея с ложки. Сам брат смотрел перед собой, будто спал с открытыми глазами, и лишь периодично открывал рот. Пюре иногда стекало с уголков его губ, и матери приходилось пользоваться тряпкой.
Мама плакала.
На день рождение Андрюшка немного оживился. К нам вернулся прежний мальчишка. Игривый, весёлый. На праздник пришло не много народа, в основном – родственники и пара одноклассников, которые ушли через час. Родители надарили Андрюшке много подарков, но братишка не радовался им. Смотрел на игрушки равнодушно, как в апреле на выкопанные стёклышки.
Я затеял игру в прятки. Участвовали ещё близнецы папиной сестры, старше Андрея на год. Я водил. Досчитав до пятидесяти, я направился искать ребят. Проходя мимо заветного окна, заметил мрачный силуэт братишки в центре заднего двора.
Я немедленно спустился, побежал к нему, смешно скандируя:
- Не самое лучшее место, чтобы спрятаться, да?
Когда Андрюшка обернулся, я отпрянул. В вечернем мраке глаза братишки сверкнули холодным гневом, кулаки зажаты. Думаю, ещё секунда, и он бросился бы и загрыз меня, столь свирепым выглядело его лицо. Но вдруг взгляд прояснился, и он огляделся.
- Ты… не успел спрятаться? – неловко спрашиваю.
- Я… ой… - Андрей улыбнулся, пожал плечами. – Я спрятался, просто увлёкся голосами и как обычно ушёл за ними. Давай сначала.
Мы не начали сначала. Вдвоём отыскали близнецов, на том и закончили. Я всю ночь гадал, за чьим же голосом братишка пошёл, как на зов блуждающего огонька?
Просветление праздника ограничилось одним днём. Назавтра Андрюшка снова ушёл в себя, на сей раз ещё глубже. Через пару дней после дня рождения я обнаружил на столе записку от Андрея, и слова меня совсем не порадовали:
Бифуркационный период истекает… Тёмка, ты тварь… Я всё равно достану тебя… Надо было добивать Серёгу… Бифуркаторы сильнее, если выше рангом… Боги тоже жестоки… Потому что бифуркационный период истекает… Жди меня… Я буду жить всегда… Пламенный привет от Стёпки…
Я не испугался. Нет. В те дни страх стал для меня привычным состоянием. Иногда я молился, чтобы этот кошмар поскорее закончился. Наверное, поэтому, когда через неделю после дня рождения Андрюшку сбила Рено, я даже немного обрадовался.
*******
Когда мы с отцом подъехали, растерянный водитель пил минералку, его руки тряслись, и он всем объяснял, что пацанчик выпрыгнул из кустов и взвёл руки к небу. Полиция уже оцепила место происшествия, а труп Андрюшки накрыли.
Как выяснилось из рассказа водителя, он ехал себе по дороге, вокруг ни одной живой души, поэтому он позволил себе прибавить скорость, при этом не нарушая правила, ибо в окрестностях нигде не стоял ограничитель. И вдруг из-за кустов выпрыгивает мальчик и взмывает руки к небу. Тормозной путь ударил Андрюшку по коленям, швырнул на асфальт, разбил голову, и протащил ещё пару метров.
Когда водитель выбежал наружу Андрюшка был ещё жив. Задыхаясь, он сказал шофёру лишь несколько слов:
- Передайте брату, что мой бифуркационный период истёк и завтра по-любому будет лучше.
Конечно, мужчина не запомнил слово бифуркационный и произнёс его как биэмиграционный, но я всё понял и так. Я не стал смотреть на тело Андрюшки и дал волю слезам только в машине.
Твари подмигивали мне знаками, потому что Рено оказался оранжевым, совсем как автомобиль, подвозивший нас в альтернативной Москве, а водитель вертел в руках брелок в виде голубого зайчика.