Инфаскоп

Витор и Эссбора не взяли с собой вещей – это им было ни к чему. Очень скоро они сами смогут материализовать себе все необходимое, а пока об этом позаботились другие авиды. Собравшись всем поселком, они материализовали им большой красивый дом, несмотря на то, что первое время Витор с Эссборой собирались пожить у Зориосса. Учитель в восторге от долгожданного обретения родных настоял на этом, заодно рассчитывая обучить их материализации.

Возле поселка все увидели, что к ним навстречу, в сопровождении нескольких авидов, идет очень красивая, молодая женщина. Витор присмотрелся и узнал свою единственную любовь… Аниору…– мать Эссборы. В сопровождении провожатых Зориосс, Эссбора и Витор подошли к Аниоре и остановились друг против друга. Аниора, волнуясь, смотрела на дочь. Эссбора тоже с интересом разглядывала обаятельную авидину.

— Познакомься, Эссбора, – это твоя мать! — представил незнакомку Зориосс, обращаясь к правнучке.

Эссбора оцепенела:

— Мама?! — несколько секунд они с замиранием сердца смотрели друг на друга, а потом обнялись:

— Мама! — Эссбора даже представить себе не могла, что существует такое счастье.

— Девочка моя! — плакала Аниора, обнимая и целуя дочь.

Когда мать и дочь успокоились, Аниора вскинула взгляд на Витора. Наблюдая их встречу, он еле скрывал волнение. Бывший вождь был в восторге оттого, что снова видит ту женщину, которую, наверное, все-таки любил. Теперь он мог признаться себе в этом, и мало того, осознал, что не прекращал любить ее все эти годы. Одновременно Витор вспомнил, как несправедливо поступал с Аниорой, когда они были вместе. Ведь тогда он думал, что он визгор, а визгору, а тем более вождю визгоров недопустимо поддаваться любви к рабе. Эта любовь казалась вождю настолько зазорной, что он скрывал от Аниоры свои чувства, мучился, не зная чем оправдать свою страсть даже перед самим собой. Считая любовь просто причудой, Витор не понимал, что с ним происходит. Он требовал, чтобы его возлюбленная беспрекословно подчинялась ему, исполняя его прихоть, и чем большего повиновения он хотел от нее, тем сильнее страдал сам. Сейчас он вспомнил, как забрал у Аниоры их дочь без права матери видеться с ней. Он так ни разу и не признался Аниоре в любви, хотя сердце его разрывалось от боли.

И сейчас, когда Аниора взглянула на него, он тоже неуверенно поднял на нее взгляд, и в его взгляде… была вина перед ней, но… продолжив глядеть Аниоре в глаза, Витор увидел, что в них нет упрека. В ее взгляде была все та же любовь, которую он читал там когда-то:

— Аниора! — Витор сделал к ней шаг, чувствуя, что волнение и желание обнять ее переполняют, но вокруг была толпа авидов, и сдержавшись, он ограничился тем, что нежно взял любимую за руки…

Они стояли с Аниорой, глядя в глаза друг другу, и не знали пока, что сказать… после двадцати лет разлуки…

Окружавшие их авиды, почувствовав состояние Витора, предпочли удалиться, оставив эту пару выяснять отношения.

— Пойдем, — тихо сказал Зориосс Эссборе. — Вы еще успеете наговориться…

А Витор, забыв обо всем, глядел в глаза любимой женщине, начиная ощущать, что в его новом положении есть доселе неизведанное счастье… А ведь до этого были лишь дела, обязанности и еще амбиции, и это было что-то совсем другое.

- - -

На следующий день у авидов состоялись сразу две свадьбы: Эссборы и Кинуса и… Витора и Аниоры.

Когда Кинус узнал, что его возлюбленная – авидина, он сначала безмерно обрадовался, но ненадолго. После того как авиды обрели свободу, а Зориосс так ничего и не сказал Витору насчет происхождения Эссборы, Кинус серьезно заволновался. А когда дочь вождя, боясь даже взглянуть на него, отправилась с отцом в дом визгоров, почувствовал себя совсем нехорошо, с тревогой осознав, что не все еще решено, да и неизвестно, какое будет решение. Помня, что авиды осудили его связь с дочерью вождя, заперся у себя дома. Его мучила резонная мысль: «Если Зориосс ничего не сказал Витору, то он может и не сделать этого, и тогда все останется, как было! Тогда мне грозит темница, не иначе…» — с каждым часом все сильнее волновался он. Ощущая нависшую угрозу, влюбленный авид, лихорадочно ожидая, чем разрешится ситуация, не находил себе места от тревоги и волнения.

И вот, после трех дней добровольного затворничества к нему пришли авиды и сообщили, что Эссбора ждет его у Зориосса. Кинус шел туда с трепетом… и, придя, обнаружил там все семейство своей возлюбленной. Упреков, которые он ожидал, не последовало. Эссбора представила его отцу и матери и, после знакомства и непринужденного разговора, он получил разрешение на свадьбу.

И теперь Кинус со своей невестой шел на церемонию бракосочетания. «Все-таки «благословение» никогда не врет! — думал он, держа Эссбору за руку. — Оно перестает действовать только в случае измены… или… смерти! А у нас благодаря нему появился шанс связать наши жизни».

Они шли к часовне, где у авидов проходили обряды бракосочетания. Часовня, наверное, сказано не совсем точно – это была очень высокая, узкая, красивая башня. Зайдя туда, молодожены становились под уходящей вверх трубой, встроенной в крышу башни, такой высоченной, что, казалось, она подпирает небо. Эта труба называлась у авидов «мера счастья». В ней были специальные мембраны, которые улавливали энергию влюбленных и, объединив ее, издавали музыку. Чем большее число мембран резонировало, издав звук, тем сильнее подтверждалось то, что молодожены подходят друг другу, а, следовательно, тем полнее было доказательство «благословения», посланного им с небес…

Сейчас, когда эта красивая пара в ослепительных нарядах, стояла под «мерой счастья», резонанс прошел по всем мембранам. Зазвенели даже самые тончайшие из них, уходя чистым звуком, казалось в самые небеса, а это означало полное согласие данных влюбленных.