Страница 4 из 143
— Не сменить ли палача?
— Да где я такого силача найду? — Айварих залюбовался тем, как палач приноравливается для очередного удара по новой жертве. — К тому же, согласись, если я против него поставлю, то могу приказать, чтобы он топором без усердия махал. Представляешь, как его репутация пострадает, если он голову не в один, а в три удара отрубит? — Айварих засмеялся. — Помнишь, мой прошлый палач как-то и с пятого удара не справился, так со злости грудь твоего тёзки, Георга Мэйдингора, ножом искромсал? Хотя, может, он просто топор наточить забыл?
Георг Ворнхолм едва заметно поморщился, отчего шрам, идущий вдоль левого глаза до левого уха, стал особенно заметным. Война между баронскими родами, потрясавшая страну до прихода Айвариха к власти, оставила на нём след — в одной из битв он едва не лишился головы, но обошлось отрубленной мочкой левого уха. Барон не скрывал увечья: не носил ни усов, ни бороды, демонстративно зачёсывая назад волнистые тёмные волосы.
Рик представил себе сцену, когда топор впивается в шею один раз, потом второй, третий — и содрогнулся от отвращения.
Король вдруг добавил:
— Иногда не так уж плохо проигрывать. Как знать, может, однажды вы будете рады, что я на палача поставлю, а не против него.
Рик заметил, что королева Катрейна напряжённо смотрит куда-то в толпу, словно забыв о казни. Рик пошарил взглядом по собравшимся людям и вздрогнул, увидев высокую фигуру отца. Тот стоял с неизменной тростью, глядя на трибуну. Рик попытался спрятаться в тени. Он не знал, заметил его отец или нет, и уж точно встреча с ним в планы юноши не входила. Интересно, отец вообще знает, что он здесь?
— Ваше Величество, каким образом вы узнали, что летописца убили именно они? — вполголоса спросил барон Ворнхолм. — Что случилось с Истинной Летописью?
Айварих пожал плечами:
— Да их с головой в руках поймали, Летопись их вину подтвердила! Ты же древний закон знаешь — её слово незыблемо и окончательно!
— Ваше Величество, сейчас не те времена, чтобы доверять слову язычников, — вмешался Оскар Мирн, глава Судебной Палаты и большой знаток законов. После прихода к власти Айварих создал при Судебной Палате специальный трибунал под названием Свет Веры, который рассматривал дела еретиков и колдунов. Этот орган формально возглавлял Теодор Ривенхед, реально им заправлял Мирн. Он превосходно владел богословскими науками, знал священную книгу-кодекс Декамартион и законы, а также ненавидел любые упоминания язычников, еретиков и особенно безбожников.
— Не беспокойся, Оскар, в таком деле я не только на Летопись полагаюсь. Естественно, мы их допросили.
— Ваше Величество, как вы прочли Летопись, если летописец мёртв? — негромко спросил Георг Ворнхолм. — Насколько мне помнится, он один может её читать.
Айварих хитро прищурился:
— А что ещё ты помнишь?
— В основном предания. Летопись описывает происходящие в нашей стране события, летописец переписывает их для вас. Помню, в детстве мне хотелось прочесть эту волшебную книгу, с тех пор я не вспоминал о ней.
Почти все мужчины согласно закивали. Илза недоуменно нахмурилась, Рик лихорадочно вспоминал сказки, которые слышал от слуг или от отца. А ведь и впрямь было что-то знакомое в этой истории, но вот что? Какой-то могучий маг по имени Девин чёрт знает когда, тыщу лет назад, заколдовал лист пергамента так, что он знал всё про всех. Неужели это правда?!
Мысли Рика прервали неуверенные слова Уолтера Фроммеля, главного казначея королевства:
— Ваше Величество, я не слышал ничего подобного.
— Немудрено, раз ты в Шагурии родился. Я вот тоже считал, что это всё сказки, пока королём не стал.
— Чем эта Летопись отличается от обычных хроник? — пожал плечами Фроммель.
— В отличие от них, она не лжёт, — ответил Айварих.
Фроммель фыркнул едва слышно и спросил:
— Только летописец может читать её?
— Именно, мой дорогой казначей. Тебе не удастся узнать, кто и где хранит сбережения.
— Летопись способна указать это? — напрягся Фроммель.
— Да, если пожелает.
— Но как проверить, что летописец не лжёт? Он может написать что угодно...
— Это ты в отчётах можешь написать что угодно и надеяться, что тебя не поймают. Летописец клянётся писать правду.
— Я видел много клятв, которые не соблюдались, — возразил Фроммель.
— И как часто клятвопреступники умирали?
— Умирали? Вы хотите сказать, что их казнили?
— Да нет же, — нетерпеливо возразил Айварих. — Просто умирали. От того, что соврали, от самой клятвы.
— Не понимаю, Ваше Величество, — Фроммель явно чувствовал себя не в своей тарелке.
— Да что тут понимать? Вещица волшебная, летописец на ней магическую клятву даёт. Если он её не выполняет — раз, и нет его! С магией шутки плохи! Надеюсь, мой новый летописец об этом не забудет.
— Вы назначили нового летописца? — ужаснулся Оскар Мирн, забыв о всяком почтении. От избытка чувств побелела даже ямочка на его чисто выбритом подбородке, приподнятые брови изогнулись почти до кромки волос. Тонкие губы недовольно сжались, отчего глубокие морщины у рта обозначились резче обычного.
— Можно подумать, у меня был выбор.
— Ваше Величество, позвольте заметить, что существование подобных мерзостей в наше время недопустимо! Ради Господа нашего эту варварскую Летопись необходимо немедленно сжечь!
— Ты слишком любишь жечь, Оскар. Свет Веры несёшь, так сказать? Разве недостаточно, что я тебя главой этого трибунала назначил? Сколько ты уже еретических книг сжёг — десятки или сотни? Сколько их хозяев? Троих или четверых? У тебя в суде ещё пара дел есть. Так что успокойся и мне голову не морочь! В Летописи нет ни слова о Боге или Дьяволе.