Страница 15 из 59
- Когда тени проникают в сны, то оставляют следы. Можно заметить, если постараться.
- Это хорошо или плохо?
- То, что проникают – плохо. А следы – хорошо. А ещё лучше, что поверх них куча отметок. Наши давно вычислили эту парочку и приглядывают за ними. Пока всё в пределах допустимого. Хотя хорошо бы, конечно, развести их подальше друг от друга. В разные города, а то и страны… Но не в наших силах.
- То есть им нельзя встречаться? – Я слегка повернулась, чтобы было удобнее рассматривать соседей по автобусу. Мужик как мужик. Если бы Хель не показала, я бы и внимания на него не обратила. А вот на женщину обратила бы, пожалуй. Точнее, не на неё саму, а на её руки. Несмотря на мороз, пассажирка была без перчаток. И я сильно сомневалась, что с такими длиннющими заострёнными ногтями вообще можно носить перчатки. Тем более, что и пальцы у женщины были далеко не короткие.
- Им нельзя касаться друг друга, и совсем уж нельзя засыпать вместе. Иначе плохо будет.
- Ничего не понимаю, - созналась я.
- Ладно, забудь пока. Со временем освоишься.
- Хорошо бы… А то такими темпами у меня мозг скоро взорвётся.
- Не взорвётся. Это не сложнее геометрии, - обнадёжила Хель.
- Надеюсь.
- Остановка «Морская академия», - возвестил репродуктор. Автобус снова противно заскрежетал тормозами и распахнул двери аккурат напротив сугроба.
Мужик в ушанке вылез первый, за ним в снег выпрыгнули мы. Тётка в шубе поехала дальше, и я готова была поклясться, что Хель тихонько выдохнула. Она могла сколько угодно уверять, что это всё забавно… Но на самом деле ей было совсем не смешно.
На крыльце школы мёрз Ванечка – щуплый долговязый мальчишка интеллигентного вида. И, по совместительству, внук нашей биологички. Именно по её примеру вся школа называла парня исключительно Ванечкой. Никакие Ваньки, Иваны и даже «Эй, Кирсанов, иди сюда!» к нему категорически не прилипали.
Ванечка был классическим ботаником – сплошные пятёрки, вызубренные наизусть учебники, толстенные очки, освобождение от физкультуры и пожизненное место на первой парте. При этом в школе он появлялся через раз, прилежно таская в качестве оправдания справки из поликлиники. И, судя по его бледному виду и вечным синякам под глазами, справки были настоящие.
- Ты чего не в классе? – удивилась я.
- Вас жду! – буркнул он, протягивая Хель пухлый пакет. – Их там много, выбирай любые. И только попробуй порвать!
- Ладно-ладно, я аккуратно, – девушка не глядя вытащила из общей кучи что-то камуфляжное и убежала переодеваться.
- Ничего не забыла? – прокричал ей вслед одноклассник.
- Завтра верну!
- Вообще-то, я имел в виду «Спасибо»… - вздохнул Ванечка и повернулся ко мне. – Пошли на урок, а то бабушка ругаться будет.
- Ааа… слушай, а откуда ты Ольгу знаешь?
- Заметь, я не спрашиваю, почему вы с ней шли вместе с остановки, хотя её квартира совсем в другой стороне. И что у неё с ногой – тоже не спрашиваю.
- Ладно, намёк понят. Захочет – сама расскажет, - кивнула я. – Теперь бы придумать, что Людмиле Николаевне про опоздание наврать…
- Всё, что угодно. Она всё равно не поверит. Главное – не забыть её с восьмым марта поздравить.
Идея учиться в праздник всегда казалась мне форменным извращением. И не только мне. Но в феврале школа почти две недели не работала из-за морозов, поэтому теперь приходилось навёрстывать. Ладно, хоть уроки в честь женского дня сделали сокращёнными.
Но даже полчаса биологии я высидела с трудом. Соседка по парте, впрочем, тоже. Звонок ещё не успел толком затихнуть, а Хель уже выскочила в коридор, таща за собой меня и Ванечку:
- Ну, знакомьтесь!
- Приятно познакомиться, - проворчал одноклассник. – Мы вообще-то десять лет вместе проучились.
- Вот именно! – Хель сдёрнула с парня очки, демонстративно протёрла их краем рубашки и вернула обратно. – Она у тебя десять лет под носом торчит, а ты до сих пор не разглядел. Сейчас-то видишь?
- Твою отметку вижу. Свежая совсем, - Ванечка помассировал виски и сощурился. – Нет, больше ничего. А что?
- А то, что она всю ночь пялилась на мои татуировки.
- Серьёзно?
- Не всю, а только пару раз, - уточнила я. Но меня, кажется, просто не услышали.
Одноклассник продолжал разглядывать меня с такой тщательностью, словно надеялся просветить насквозь. Потом, отчаявшись увидеть что-то недоступное, снял с себя очки и протянул их мне:
- Надень и осмотрись.
Я послушно водрузила стекляшки на нос. И мир вокруг сразу же преобразился.
Все привычные очертания предметов расплылись, цвета поблекли. Зато внезапно проявились непонятные знаки на стенах, окнах и даже людях. На моей руке красовалась надпись «Срочно проверить! 184-01». Тот же номер значился на тыльной стороне ладони Хель, рядом с какой-то эмблемкой. И узоры на её веках и вокруг глаз я теперь видела гораздо чётче, чем ночью.
Видела и красновато-бурые потёки крови на дверном косяке – несколько лет назад раздолбай-Витька разбил об него лоб. Рана давно зажила, Витька окончил школу, история забылась – а кровь осталась.
Мимо, пылая неправедным гневом, промчалась Танька. Причём внешне староста казалась совершенно спокойной, но светящиеся алым глаза и лёгкое мерцание воздуха вокруг сжатых кулаков выдавали её с головой.
На другом конце коридора девятиклассницы вдохновенно обсуждали новый клип Энрике Иглесиаса, и я слышала… нет, я видела каждое их слово. Словно вдруг научилась читать по губам, несмотря на то, что сами губы различала с трудом, а часть из девушек и вовсе стояла ко мне спиной. При этом одну из них окружала странная белёсая дымка, распознать значение которой у меня никак не получалось.