Страница 12 из 59
- Ещё? – девушка тряхнула головой, выныривая из воспоминаний. От резкого движения резинка сорвалась с короткого хвостика и улетела на другой конец кухни. А я в который уже раз поразилась странному цвету Ольгиной шевелюры. И не выдержала:
- Почему они серые?
- Волосы? Это меня тень однажды задела. С тех пор такими и стали.
- А если их как-нибудь…
- Закрасить? Пробовала, не помогает. Краска в них просто не впитывается. Не бриться же наголо, в самом деле! – Хель задумчиво накрутила на палец одну из прядок. – Ладно, хоть жива осталась. А то если бы эта гадость с волос на голову перекинулась, всё было бы намного хуже. Хотя куда уж хуже. И так лекарствами обкололи, как крысу лабораторную, они у меня разве что из ушей не текли. Когда в себя первый раз пришла, реально думала, что сдохла и теперь в каком-то больничном аду. А потом, когда объяснили, что случилось… В общем, лучше бы сдохла, наверное.
Девушка снова потянулась к бутылке. Я её не останавливала. Было очевидно, что на трезвую голову она мне ничего подобного никогда не расскажет. А послушать хотелось.
Спаивать гостью, конечно, нехорошо. Но, в конце концов, она совершеннолетний человек и должна сама отвечать за свои поступки. Тем более, я так и не могла понять, кому из нас сейчас нужнее этот разговор: мне – чтоб утолить любопытство, или Хель – чтоб выговориться. Пожалуй, всё-таки ей. Потому что чем больше она рассказывала, тем сильнее мне казалось, что никогда и никому она об этом не говорила.
- Они там все погибли, понимаешь? Все, кроме меня. А я выжила зачем-то. Они там умирали, а я смотрела, и сделать ничего не могла. Испугалась. Знаешь, как там страшно? Это как во сне, когда ничего не понятно, словами описать не можешь, а только вопишь от страха. Беззвучно так. Там звуков вообще нет, представляешь? Никаких! Идёшь, будто в наушниках. Шагов не слышно, дыхания не слышно… Низ от верха никак не отличается, серое всё. И тени вокруг летают. Летают, летают – а потом как бросятся все разом. И всё, конец.
Знаешь, я же сильная. Это все признают, даже мужики. И я не трусиха, честно. Но там… переклинило меня, в общем. Всё, чему учили, из головы вылетело. И я как страус какой-то, в комок сжалась, зажмурилась… А толку-то? Всё равно всё видно. Вот если глаза открыть – тогда, наоборот, меньше видно. Но это же додуматься надо.
А меня потом утешали. Мол, это нормально, и в первый раз все боятся. А иногда и не в первый. И вообще – это естественная реакция. То есть смотреть, как весь отряд крошат в капусту, – это естественная реакция! Да чёрта с два! Там Мишка ещё был… тоже стажёр. Тоже первый раз в патруле. Смешной такой, рыжий, всё лицо в веснушках… Он же не струсил! Он всё делал как надо. А потом вообще меня собой закрыл, когда эта дура на нас полетела. В итоге, меня только по волосам и чиркануло. А он… там… его… Лицо сразу всё серое стало, и никаких веснушек, и рыжести никакой. А потом он крошиться начал… как цемент сухой. Пыль такая. Ещё сказать что-то пытался, а не слышно же. Он губами шевелит, а они осыпаются. Я в него вцепилась изо всех сил, тоже ору что-то… а потом вижу – у меня только голова в руках, а ниже шеи уже ничего и нет, только пыль эта летает.
Думаешь, я от такого пришла в себя и, как в кино, всем показала кузькину мать? Ага, щас! Я разревелась, как идиотка, и окончательно соображалку отключила. Нет бы сбежать подальше… Нет, я сидела там, в облаке пыли, и ревела. В итоге наглоталась этой дряни и отключилась.
А когда очнулась… потом, в медчасти уже… Вот тогда мне и сказали, что больше никто не выжил. Из десяти – только я, понимаешь? Меня отец на руках до выхода дотащил, а сам… там… Зачем он меня вообще в свой отряд брал? Идиот! Ему все говорили, что нельзя меня в патруль. Что не женское это дело. А он сказал, что я сама в состоянии решить, чем хочу заниматься. Ну я и решила… чтоб как он… и как мама.
Маму он в своё время не смог спасти, потому что они в разных отрядах были. Поэтому меня к себе и взял. А все отговаривали. Ну что ему стоило надавать мне подзатыльников и никуда не пускать, а? Я ведь только мешалась. Не будь меня – все были бы живы. Или не все – но хоть он… Если бы он один выбирался, то получилось бы быстрее… и его успели бы спасти. Меня же как-то откачали… Зачем-то. Зачем? Зачем это всё, а?! – Хель всхлипнула и в порыве чувств ударила кулаком по столу.
Бутылка негромко звякнула. И только тогда я заметила, что она уже давно пуста. Что на часах полтретьего ночи. Что недошитая юбка упала на пол. А ещё – что я сижу, воткнув иголку в собственный палец. И мне не больно. Точнее, больно, но совсем не от этого.
Я выдернула иголку, машинально слизнула выступившую капельку крови. А потом встала, подошла к подруге и обняла её. Крепко. Хель не шевелилась. Только старательно изучала потолок, запрокинув голову. По татуированным узорам текли слёзы.
- Не ходи в тени, - наконец пробормотала девушка, прижимаясь ко мне в ответ. – Никогда-никогда не ходи в тени. Обещаешь?
- Обещаю, - кивнула я. – Знать бы ещё, что это такое…
- Я тебя познакомлю с человеком, он объяснит. Он умный, он хорошо объясняет. А я дура, я не умею… И вообще, ты меня не слушай. Я пьяная просто, вот и несу всякую чушь.
- Это не чушь. Это очень важно.
- Да не важно это ни капельки. И вообще зря я всё рассказала. Ты же теперь жалеть меня будешь… А я не люблю, когда жалеют. Почему я сюда переехала, думаешь? Задолбали сочувствующими взглядами потому что! Оленька бедная, Оленька несчастная, Оленьку нельзя одну оставлять, а то вдруг опять вешаться полезет…