Другой мужчина

– Вы хотите точно быть уверены в доведённой до вас истории? О преобразовании Леонида в Деймоса? – решил помочь Постнов.

– Нет... Всё здесь стройно и логично, я привыкла доверять разуму и фактам – я всё-таки тоже учёный. Но я не понимаю, что теперь с этим делать! Я бы смогла сориентироваться, если бы был Лёня... Но не могу до конца понять, где в Деймосе мой муж, а где чужой, новый человек.

– Для врача всё здесь ясно – старый Леонид остался в том, что получено с воспитанием и жизненным опытом, а новая личность обусловлена геномом и сильным шоком во время смерти. Проанализировав каждый поступок, психиатр может определить – где что. Могу вас успокоить – роль воспитания в формировании личности недооценивают, большая часть поведения есть сформированный отклик на явление окружающей среды. Так что в глобальном смысле это всё равно Леонид. Но, возможно, он прав, когда хочет, чтобы его воспринимали, как другого человека. Что касается вас – его любовь, которая была партнёрством, привязанностью к родственной душе и другу, переросла в одержимость. Во-первых, когда человек умирает, очень часты переживания о близких людях – хочется по-другому к ним отнестись, что-то сделать для них. Во-вторых, в его новом геноме усилены навязчивые идеи, так вышло. Мы не можем пока играть генотипом, то, что пришлось перестроить – повлекло за собой некоторые неконтролируемые изменения.

– То есть он прав, говоря, что любви больше нет, так? – мрачно сказала Настя. – То есть я – это навязчивая идея?

– Отнюдь, я этого не говорил. Просто у него много навязчивых идей, это придётся понять и принять. С этим можно бороться, и успешно, а можно не бороться – в зависимости от самой идеи. В любом случае, я бы не решился анализировать любовь. Начать с того, что она постоянно разная. И реакции физиологические у неё разные. Я просто врач, не знаю. Могу сказать только, что творится у Деймоса в голове, но не на сердце.

– И что же у него в голове?

– Вы, однозначно. То, что он придумал сейчас – ну, это, очевидно, одна из его идей. Очень навязчивых. Боюсь, что нынешний образец 17А-3, (как он проходит по нашей кодировке), довольно упрям и не любит признавать свои ошибки. Кроме тех, которые были совершены Леонидом Веряевым.

– Ну это же чисто мужскоге качество, – холодно заметила Настя. – И это как раз то, что в нём не изменилось.

– Ну вот, вы лучше меня знаете, как с этим работать, – развёл руками Постнов. – В любом случае, мне нечем вас утешить – Деймос сложная личность. И нестабильная. Слишком много всего – пережитый болевой шок, клиническая смерть, ладно, не только клиническая, новый организм, необходимость перестройки под него – у него сейчас не просто сбой. Сбой – рабочий режим его нервной системы! Но он справляется – лучше, чем мы надеялись. Я вам скажу, нам очень повезло с добровольцем. Всего-навсего семнадцатое исследование, первое на человеке – и такой успех! В науке так не бывает.

– Для вас он опыт, так? Исследуемый организм номер 17А... что-то там?

Настина неприязнь буквально сочилась из проекции, и Постнов смягчающе улыбнулся:

– Ну что вы! Даже в процессе базовых исследований Леонид был скорее одним из нас, нежели просто тканевой культурой. Он очень помог нам, без этого мы не смогли бы потом восстановить многое из воспоминаний и сознания, весь интуитивный сектор мозга – его сознательный анализ. А уж потом... Анастасия, мы же не просто учёные, мы ещё и люди, которые должны вытащить своего друга с той стороны. Да, возможно, некоторые... все из нас, ладно, – увлеклись, особенно когда придумывали внешность. По-моему, кое-где проглядывают чьи-то любимые актёры – ну да ладно. Такая напряжённая работа... зато они сделали всё с удовольствием. Анастасия, это был не просто опыт... Мы чувствуем себя сонмом богов в некотором роде – и Деймос тоже. То, что мы вместе сделали – беспрецендентно, и войдёт в историю. Это как первый шаг... к бессмертию. Поймите нас и не осуждайте. И знаете... я, конечно же, не психолог, и могу устроить вам консультацию с нашими психологами. Но кое-что могу посоветовать и сам. Он ни за что не признает своих ошибок, пока его не заставят. Загоните его в угол. Но... аккуратно, иначе получите другую крайность. Вы имеете над ним огромную власть. То, что он там придумал... Я считаю, что он не прав и сказал ему. Остальное зависит только от вас – если вам до сих пор это нужно.

– Нужно, – без сомнений ответила Настя. – Спасибо. Кое-то поняла. С вашего разрешения – я смогу, если что, поговорить с вами ещё раз?

– Разумеется. В любое время к вашим услугам.

 

210.

 

Проблемы вокруг «Молнии-Связь» так и кишели. И все приносили им хоть какую-то пользу. Пётр Мартов вспывал то тут, то там. Но не то, что не было доказательств – даже логически связать его с происшествиями было сложно. Просто рядом в каждом случае.

Вот инженер «Вероза» летел на встречу с командиром новой точки слёта в Рукаве Лебедя. Не долетел, корабль словно испарился. Мартов был рядом на симпозиуме, и даже не приближался к командиру – но контракт на обеспечение связи получила его компания.

Вот космическая станция попала в зону протуберанца, и внезапно идальная защита дала сбой. Не напоминает ли то, как Леонид стал Деймосом, а? Оборудование сгорело, и восстановить его «Эфир» быстро не смог. В это время конкуренты убедили главу станции, что их связь надёжней.

Мартов просто пролетал с пересадкой в соседней системе.

Небольшая компания «Каон» занимается досветовой связью. Однажды их передатчики вступили в конфликт с тахионными преобразователями, и не прошёл пакет важной информации. «Молния-связь» уверила клиента в том, что это всё из-за несогласованности на стадии производства, и заверения инженеров «Каон» о строгой калибровке не помогли. В серии торговых кораблей обеспечила связь одна компания.