Избранная и беглец

Она ведь не может себе позволить здесь остаться. Ей нужно в замок, туда, где ее малыш. Кормилица Маараш с рук его не спускает, но… Это же все-таки ее, Айрис, мальчик. С пухленькими ручками и ножками, весь как будто шелковый, пропахший молоком.

В этот миг она почти ощутила, как он гладит ее по лицу теплыми мягкими ладошками, горло сжалось в спазме, а глаза защипало.

— Отпустите меня, — хрипло попросила Айрис, — если вы не забрали мою жизнь, позвольте мне вернуться домой.

Проклятый стоял, повернувшись к ней спиной, и Айрис увидела, как дрогнули, напряглись широкие плечи. Потом он медленно обернулся, посмотрел на нее сверху вниз. В желтых глазах плавала смесь досады и разочарования.

— Зачем тебе домой, женщина? — помолчав, спросил Проклятый. — Чтобы твой муж тебя убил?

— Нет, — она мотнула головой, торопливо вытерла рукой глаза, — мой сын, мне надо к моему мальчику.

Проклятый сложил руки на груди.

— Но это невозможно. Ты уже никогда не вернешься туда.

«Вернусь», — упрямо подумала Айрис.

Внезапно ею овладело дикое, почти неконтролируемое желание броситься к выходу из комнаты, попытаться оттолкнуть в сторону нелюдя и драться, царапаться, кусаться до тех пор, пока не окажется на свободе.

Айрис сжала кулаки так, что ногти больно впились в кожу ладоней.

Не шевелись, Айрис. Стой, где стоишь. Если бросишься в драку сейчас — тебя снова привяжут. Да и доверия больше не будет. Трудно, невероятно тяжело, а ты все равно стой и делай вид, что тебе все равно. Потому что только так будет возможность вернуться.

— Ты забудешь ребенка и никогда больше о нем не вспомнишь, — спокойно пояснил Проклятый, — если через три дня ты еще будешь жива, то дальше все будет проще.

Айрис захотела подойти и плюнуть ему в лицо. Да как он смеет говорить такое? Неужели он думает, что она может забыть свое маленькое сердечко?

Но она лишь натянуто улыбнулась и заставила себя покрутить головой.

— А где здесь… мм…

Кажется, Проклятый понял, о чем она хочет спросить.

Он подошел к койке, указал на спинку.

— Вот, посмотри. Желтая кнопка — туалет. Синяя — душевая. Вода включается, как только зайдешь в кабину.

Айрис только моргнула. Слова «туалет» и «душевая» были ей совершенно незнакомы.

— Ну, смотри. — В голосе Проклятого снова появились нотки раздражения.

Он сам нажал на желтый круглый выступ на изголовье кровати, который назвал кнопкой. И тут же смежная стена сложилась узкой гармошкой, отъехала в сторону. Айрис непонимающе уставилась на белоснежное нечто округлых форм. Проклятый вздохнул.

— Подойди, посмотри поближе.

Она подчинилась. Сооружение очень сильно напомнило ей привычное отхожее место. Только чистое очень.

— Желтая кнопка, — повторил Проклятый, — теперь душевая, синяя кнопка.

Стена послушно разложилась, и теперь съежилась уже с другой стороны, открывая проход в крошечный угол, огражденный матовыми стенками.

— Иди, смотри, — как-то устало произнес тюремщик Айрис, — дверцы сами открываются.

Она только сунула голову внутрь, как откуда-то сверху брызнула теплая вода. Окатила упругими струями, и Айрис, взвизгнув от неожиданности, отскочила подальше, отряхивая воду с волос и с ужасом понимая, что намочила рубашку, а новую вряд ли дадут.

Она подняла взгляд на Проклятого. Тот наблюдал за ней совершенно невозмутимо, как будто у него каждый день тут скакали и визжали мокрые девки.

— Располагайся. — Он ухмыльнулся, окинул Айрис пристальным взглядом. — Через час будет обед.

И ушел.

Айрис забралась на койку с ногами, укрылась легким покрывалом и, привалившись спиной к высокому изголовью, устало закрыла глаза.

Надо было что-то делать. Бежать отсюда. Но как?

Мысли путались.

Слишком много нового, непонятного.

А самое главное — почему она понимает речь Проклятых, да еще и сама заговорила на их же языке?

Айрис обхватила себя руками, мимоходом обратила внимание на следы от уколов как будто иглой на внутренней стороне локтевых сгибов.

«Я выберусь отсюда», — решила она.

Чего бы это ни стоило. Ведь там, на руках кормилицы, ее мальчик. Прекраснее всех на свете. И два зуба, маленьких и крепких, уже выросли.

Не вытерпев, Айрис вскочила на ноги, выглянула в окно. За прозрачными стеклами почти сразу начинался лес. Беда только в том, что она не имела ни малейшего понятия, в какую сторону бежать к замку. Ну и решетка, тонкая, но, видать, прочная.

— Мика-а-а, — простонала Айрис, — как ты там без мамы, маленький цыпленочек? Отпустите меня, отпусти-и-ите!

Она сползла по стене на пол, сжалась в комок, подтянув ноги к груди.

— Маараш, прошу тебя… не оставляй моего мальчика, — пробормотала Айрис, как будто кормилица могла ее слышать, — он такой слабый, такой беззащитный…

И умолкла.

В комнате воцарилась тишина, плотная, сонная. А потом Айрис услышала тихий стук. Тук-тук-тук. Пауза. Тук-тук-тук. Кто-то словно пытался завязать с ней разговор, находясь в соседней комнате.

Все внутри замерло, скрутилось тугой раскаленной спиралью. Айрис даже дышать перестала. Стук повторился, настойчиво. Сомнений в том, человек ли по ту сторону стены, почти не осталось.

Она покосилась на дверь — та была плотно закрыта. Бросила осторожный взгляд в окно, но по ту сторону магических стекол только лес темнел, и никого больше. Тогда Айрис поднялась, на цыпочках пересекла комнату и, прижавшись всем телом к стене, осторожно стукнула в ответ. Так же, три раза. И застыла. Мысли прыгали как блохи. Кто там, по ту сторону? Такой же пленник? Пленница? Но от осознания того, что она здесь не одна и, возможно, в соседней комнате томится человек, стало чуть легче.

Когда ты один — ты не сделаешь ничего. Когда вас хотя бы двое, появляется робкая надежда, входит неслышно, крадучись, и очень быстро устраивается в душе, словно кошка, запрыгнувшая на колени.

Когда в ответ снова постучали, Айрис невольно вздрогнула. Ей показалось, что стучали ближе к окну, как будто приглашая. Она шагнула туда, не отлипая от стены. Стукнула еще раз. Ей снова ответили, еще ближе к окну. И когда она добралась до угла между внешней стеной и стеной, разделившей помещения внутри, она заметила интересную деталь, на которую сначала не обратила внимания. Полоса стены шириной в ладонь была испещрена отверстиями, в которые Айрис смогла бы просунуть фалангу мизинца. А по ту сторону сквозь отверстия уже можно было разглядеть половину женского лица, ладонь, прижатую к поверхности, край серой рубахи.

— Здравствуй, — прошептала Айрис на том языке, на котором говорили все ее родные и знакомые.

— И тебе не хворать, — хрипло ответила пленница.

Радость горячей волной окатила Айрис, заиграла хмельными пузырьками, и на миг ей показалось, что — все, она уже на свободе, потому что вдвоем они обязательно что-нибудь придумают.

— Меня зовут Рина, — услышала Айрис тихое, — а тебя как?

Она назвала себя. Не стала говорить, что жена барона, кому это сейчас интересно.

— И как ты после всего этого? — Рина говорила устало, так, словно перетаскала на себе кучу кирпичей. Голос был ломкий, тихий, хриплый.

Айрис подумала минутку, а потом сказала:

— Хорошо. Они ничего плохого пока со мной не сделали.

— Повезло, — прозвучало печальное.

— Ты пробовала бежать? — прошептала Айрис, прижавшись лицом к отверстиям.

— Бежать? Хм, это мне уже не поможет. Я умираю. Они что-то подсадили внутрь меня, и теперь это меня сжирает. Скоро я отправлюсь к Двуединому… И это хорошо. Там цветут сады, светло и тепло. И птицы небесные поют.

— Откуда ты знаешь, что умираешь? — Голос ее упал до едва слышного шепота. А надежда на то, что вдвоем будет легче, все не хотела отпускать, запустила колкие коготки в душу.

— Меня второй день уже кровью рвет, и сил нет никаких, — спокойно ответила Рина, — да ты не печалься обо мне. У Двуединого всяко лучше, чем здесь.