Страница 10 из 26
Ничего не весит больше, чем секрет. Жан де Лафонтен.
В свои права вступило лето, раскрасив природу в более насыщенные цвета и покрыв деревья плотными листьями. Ещё в машине я заметила, что молоденькая травушка заметно подалась вверх, орошенная прохладными июньскими дождями.
Первым делом, мне хотелось заглянуть в свою комнату, где мне было всегда спокойно и уютно, где с фотографии смотрели на меня милые и родные лица папы и мамы. Мне всегда казалось, что здесь они ждут меня домой, я всегда ощущала их присутствие именно здесь, в моей комнате. С нетерпением я вошла в дом. В милый дом, где всегда примут, поймут и не будут бросать в мою сторону двусмысленные взгляды или задавать вопросы, на которые у меня нет ответов. Я буквально взлетела по ступенькам вверх. И только тогда, когда закрыла за собой дверь комнаты, наконец-то, почувствовала блаженное облегчение. Боже мой, мне до сих пор не верилось, что я здесь, в моём маленьком мирке, где меня никто не обидит и не потревожит.
Мне нужно прийти в себя. Отдохнуть. Подумать. Снова отдохнуть. И ещё раз подумать. Осмыслить случившееся со мной, переварить, разложить по полочкам. А потом постараться забыть, перешагнуть через страшные воспоминания. Нужно решить, как дальше жить с этим, как общаться с людьми, как смотреть им в глаза. Для этого необходимо время. Много времени. К счастью, оно у меня было. Больничный лист, выписанный на две недели, позволял не думать о нежелательном возвращении на работу. Буду стараться решать проблемы по мере их поступления. Думать и переживать о них заранее было бы непозволительной роскошью, особенно сейчас, когда моя психика истощена.
О домашних я не переживала. Никто из них не лез мне в душу без моего одобрения. Никто не бегал за мной по пятам и не устраивал ненужных допросов. Обычно они терпеливо выжидали, когда я соберусь с мыслями и, как раскрытая книга, выложу все свои переживания добровольно. И я выкладывала. Всегда. Не утаивая ничего. До сегодняшнего дня. И за это я им всегда была безумно благодарна. Эта их методика работала стопроцентно, гораздо лучше жёсткого контроля и допросов с пристрастием.
У меня не было близких подруг, и накоплявшуюся время от времени душевную боль - трудности в общении со сверстниками, безответную любовь в десятом классе, философские размышления о жизни и тому подобные человеческие переживания – я делила только со своими ангелами-хранителями Танечкой и Анечкой.
Мы очень любили беседовать. Разговаривали везде: на кухне за чашкой горячего чая, в нашем саду, где мы с удовольствием разводили розы, отдыхая от работы где-нибудь в тени, или в парной, вдыхая хвойные ароматы. Но, похоже, и этому пришёл конец. Наш маленький спокойный мирок разрушался. Наверное, у всего есть предел…
Я прекрасно понимала, что случившееся уйдёт со мной в могилу. Эта тайна останется только моей. Было опасно посвящать родных в подробности моего безрассудства. Наверное, в любых искренних и доверительных отношениях когда-нибудь случаются такие моменты, когда многолетней откровенности приходит конец. И ты начинаешь понимать, что уже никогда не будет так, как раньше. Грустно, когда проходит любовь. Но не менее печально, когда между близкими людьми умирает откровенность и доверие.
Я подошла к большому зеркалу и долго смотрела на своё бледное лицо. В палате тоже висело зеркало, в которое я периодически смотрелась. Но мне жизненно необходимо было заглянуть именно в эту серебряную гладь, которая помнила ещё мои детские отражения. Это действовало на меня успокаивающе.
Моя окровавленная и изорванная одежда осталась в больнице, поэтому в зеркальном отражении ничего не напоминало о том страшном дне. На меня смотрело то же лицо, черты которого немного заострились из-за потери в весе, мои женские округлости тела словно растаяли, делая из девичьей фигуры детскую. Ничего. Это поправимо. Уж бабушка постарается вернуть всё на место. Это я знала точно. И тут же улыбнулась, когда с первого этажа ко мне прокрался и начал игриво обвиваться вокруг манящий запах приготовленной пищи. Как восхитительно пахнет! И если я не ошибаюсь, то пахнет поджаренной куриной корочкой. На душе тут же посветлело. Может, хороший обед всё исправит. И я, не раздумывая, отправилась вниз.
- Ба, ты опять колдуешь у плиты? - проворковала я и на минуту прижалась щекой к теплой спине любимой бабули.
- А как же, положено по статусу, – так же игриво ответила бабушка и, развернувшись, чмокнула меня в макушку. – Давай, присаживайся, будем исправлять твою фигурку.
- Я в тебе не обманулась, – тепло улыбнулась я, присев за стол. Будто всё, как прежде. Милая беседа. Всё просто и понятно. Между нами нет секретов и недоговоренностей. Неплохое начало.
В парадной двери показалась Татьяна с огромной охапкой сирени. Вернее, сначала появилась сирень, а потом - Татьяна.
- Поставлю в гостиную, – пропела она, увидев на наших лицах смесь недоумения с изумлением.
Родные старались сделать наше воссоединение приятнее и легче. Бабушка готовила и готовила. На стол не помещались ни гарниры, ни салаты, ни разносолы. А она никак не могла успокоиться. Тётка хлопотала по хозяйству. Моя комната, как и весь дом, сиял от порядка и чистоты. В ванной для меня были приготовлены белоснежные полотенца и пихтовая соль для воды. Моя постель застлана свежим ароматным бельем. Все шторы, пледы и покрывала постираны и аккуратно расстелены и развешаны по местам. На всех подоконниках стояли вазы с цветами. И, скорее всего, для этого пришлось опустошить все свои и соседские клумбы и разорить не один десяток цветущих кустарников.
Было очень приятно, что всё это делалось только ради меня. И снова укол совести. Я это не заслужила. Это я не смогла уберечь любимых женщин от бессонных ночей и пролитых слёз. На их месте я бы себя выпорола и оставила без обеда, а не порхала вокруг, как беспокойная птичка.