Силой и властью

На берегу Кувшинкова пруда, хвала Творящим, не толпились назойливые белые. Адалан разулся, взбежал на старые мостки и уселся там, на самом краю, опустив ноги в воду. Тут все было так привычно: в заводи плескались пестрые рыбки, поскрипывали подгнившие опоры, пахло вишней, сырым деревом и немного — тиной, а вода приятно холодила разгоряченные ступни. И так хорошо думалось! Все становилось простым и кристально-ясным… но неутешительным.

Еще сегодня утром он ничего не желал так сильно, как возвращения миссионеров: там был отец, там были даахи, которых он знал еще в гнездах, близкие и родные… и конечно, магистр Жадиталь с учениками — единственные его настоящие друзья среди людей. По ним он тоже скучал, хоть и сам не желал себе в этом признаваться.

Но вот миссия вернулась… и что? Книжник вышлет хранителей на отдых… путей Закона не надо — вышлет. Адалан не так давно сблизился с Армином Мьярнским, но что тот даже учителя переупрямит, если захочет, это понять успел. Значит, отца он опять до возвращения не увидит. И Сабаара, скорее всего, тоже. А Кайле…

А что Кайле? Адалан для нее малыш, ребеночек, она этого и не скрывала никогда. Любит. Как братишку. Другое дело Доду: взрослый, сильный, уверенный в себе… и ведь правда многое умеет, только законченный дурак не заметит. Адалан дураком не был… значит, что? Уступить ему? Какому-то жалкому умгару, недомагу и дикарю?! Прибил бы!..

Бездна рванула молнией, ослепила и оглушила разом. Взметнулись брызги и острые щепки. Адалан едва успел вскинуть руки, закрывая голову, и рухнул в пруд. Он нахлебался воды, прежде чем опомнился и забарахтался, подгребая к берегу. Когда же глубокое место осталось позади, а ноги зарылись в мягкий ил, протер глаза и огляделся. От мостков осталась только береговая часть, надводную снесло начисто: из воды торчали лишь разбитые, местами обуглившиеся опоры. Он?! Это сделал он?.. Адалан смотрел и не верил, пока не почуял, как что-то склизкое и холодное тычется в руку. С трудом одолевая оцепенение, он наклонился к воде: рыбка… мертвое тельце качалось на мелкой волне и билось о его ладонь. Ало-золотистая… а рядом — серебряная и еще одна, и еще… рыбки, которых он кормил каждое утро, те самые, что радостно толкались вокруг пальцев, стоило только опустить руку в пруд! Теперь они неподвижно качались на поверхности среди щепок и гнилых обломков. Задохнувшись от ужаса и отвращения, Адалан выскочил на берег и кинулся бежать, куда угодно, только бы подальше отсюда! Он бежал прочь от замка, от мощеных тропинок и людей, по кустам, между деревьев, не разбирая дороги, пока не споткнулся о выпирающий из-под земли корень и не свалился носом в прелую листву у самого ствола здоровенного клена.

Сколько пролежал, Адалан не знал и даже не думал об этом. Вставать не хотелось, хотелось плакать, громко и горько реветь, срывая голос, рвать и ломать, колотить толстый корявый ствол… несправедливость! Какая же кругом боль и несправедливость!.. Но слезы так и не пришли, а удары бездны, которые он все еще слышал под ребрами, не позволяли даже вдоволь наораться — только сжиматься в приступах дрожи да, скрипя зубами, стискивать кулаки, пока наконец не удалось овладеть дыханием… сердцебиением — а уж следом и всем телом, и силой всетворения в его глубине.

Когда поднялся и огляделся, Адалан понял, что уже вечереет, что ноги занесли его чуть ли не в самый глухой угол сада позади библиотеки, и что сам он изрядно потрепан и избит. На правой руке от кисти до локтя было четыре рваных раны, не считая мелких царапин и заноз, на ноге — кровавая ссадина от удара о корень, и еще очень болел лоб над правым глазом, а пальцы чувствовали там приличного размера шишку. Туника вся обтрепалась и запачкалась, а сапоги и вовсе осталась брошенными у пруда. Надо бы вернуться к себе в комнату, промыть и смазать раны, вычистить одежду, залатать дыры… привести себя в порядок наконец! Тело, мысли и чувства. Как он только мог так распуститься!..

Но не хотелось.

Ничего этого не хотелось. Хотелось оказаться там, где Доду не строит из себя героя, а Кайле не таращится на него, восторженно открыв рот; где Сабаар всегда рядом; и Шахул, и Хасмар и Ашир, и Тес, и все-все живы, а рыбки плавают в пруду под старыми мостками. А если это невозможно, то хотя бы сбежать, исчезнуть ото всех и навсегда!

Адалан зажмурился и представил острова, самые дальние из всех, какие только могут быть. Он припомнил все гравюры из книг, все гобелены и картины, с изображением Гон-Хина, Диких Скал и даже легендарных Драконовых островов, которые когда-либо видел, а потом вытянул руку и прошептал:

— Рокот прибоя, пена морская, двери…

Рука вытянулась в непроглядную даль и коснулась морского берега. Портал обрисовался четко и явно — бери и вяжи! Только бы узлы были верными, только бы не распустились и не порвались!.. еще один взрыв сейчас — и он точно кого-нибудь прикончит. И тогда Сабаар откажется от него… нет! Этого просто не может случиться!

— …открою. Сбегаю!

Пламя бездны в узах закона, а между ними — его путь. Так просто и очевидно, как прозрение! И почему раньше не видел? Узелок, еще узелок, петля и узелок… готово!..

Почти.

Если бы чья-то холодная ладонь не обхватила пальцы. А следом за рукой и плечи, спину, затылок… все тело поглотили ледяные объятия. Видение портала сразу же померкло, и сила, струящаяся из-под грудины по руке, вдруг начала стремительно утекать, поглощаемая той же бездной, из которой рождалась.

Магистра Армина Адалан узнал сразу. Да и как не узнать, если сейчас он — единственный в замке, в чей власти было захлопнуть едва нарождающийся путь сквозь пространство.

— Ты что же, герой недоделанный, решил с целым миром поиграть? — сердито спросил он. — Жить надоело или гордыня зачесалась?