Повороты судьбы

Глава двадцать первая*

Самые гениальные идеи придумываются на ходу. Собственно, как и абсурдные. Сначала в голове лишь пустота, а потом – раз! – и появляется крохотная точка света, которая через считанные секунды превращается в огромный шар, заполоняющий собой всю черепную коробку.

К сожалению, сегодня этот шар никак не хочет появляться, что не позволяет мне придумать решение сложившейся ситуации. Благодаря спонтанно возникшему решению, я уже похитил Майю, – иначе мои действия назвать никак нельзя, - причинил, судя по всему, легкое телесное. А если включить в эту совокупность причинение тяжких телесных, повлекших смерть по неосторожности, – «бедный» Дима, – мне светит приличный срок, приблизительно лет двадцать. Как же это комично: почти юрист, тяготеющий к уголовщине.

Нет, нет, нет… в тюрьму на двадцать лет – черта с два. Нужно всего лишь что-нибудь придумать. И нет, Майю отпустить я не могу.

Где это вы видели, чтобы отпущенный на волю пленник молчал себе в тряпочку о том, что его похитили, а всех его родственничков искромсали на тонкие ломтики бекона? Вот и я о том же. Во всех случаях пленник оказывается либо мертв, либо чудом спасен третьими лицами. Второй вариант нам никак не походит, ибо плохие парни в данном случае претерпевают неприятные последствия.

Как же я, черт возьми, устал. Рвануть бы в Ирландию, посидеть в пабе и нажраться до потери памяти. Мой дедушка, наверное, соскучился по мне. Особенно после того, как я случайно столкнул одну овечку из его пятидесятиглавого стада с обрыва. Я тогда был еще совсем ребенком. Вообще, я восхищаюсь своим дедом: оставить все и всех и рвануть на постоянное место жительства в Корк, и стать католиком. О, и, разумеется, исполнить свою мечту: завести огромное стадо овец. Смело и безрассудно, но определенно, достойно уважения. Когда это было? Году эдак в девяносто третьем. Потом прошло еще шесть лет, и дедуля вспомнил про своего внука и позвал меня в гости. Там я узнал, что такое «Святой Патрик», – слава Джону Тилингу, - а также понял, что без родителей жить намного приятнее. Но инцидент с овечкой подпортил мои отношения с дедом, после чего ноги моей в Корке больше не было. Несмотря на это, за то недолгое время, что я пробыл в Ирландии, я всей душой полюбил эту страну и чертовых овец.

Так что, если у меня получится разгрести все это дерьмо, я тут же соберу свои вещички и уеду жить к деду. И, мать вашу, почему я до сих пор этого не сделал?

Наверное, потому же, почему прибег к помощи этой истерички, - то есть по глупости. Надо же, как неудачно папаша заделал «чудо» своей очередной шлюхе. И все было бы относительно неплохо, если бы я не знал о ее существовании. Но нет, захотелось же отцу вымолить у господа бога прощение перед смертью, «наладив» отношения с брошенными детьми. А грешков-то у него много. Наверняка, внебрачная дочь – не самый ужасный поступок в его жизни. И, тем не менее, из-за его якобы чувства вины, – на самом-то деле плевать он хотел на всех, кроме себя, - судьба свела нашу семью с Лесей.

Когда я увидел ее в первый раз, я усмотрел в ней навозного жука, которого случайным образом занесло в наш дом. Не могу объяснить, почему мое первое чувство к ней было именно ненависти. Хотя, может на подсознательном уровне я просто видел в ней тот давний поступок отца, когда он бросил мою мать ради другой женщины, и все еще не мог простить. Да и, может, потому, что я вообще злился на весь свет из-за истории с Ярославой. В общем, как бы то ни было, меня долгое время тянуло сделать Лесе больно. Что, собственно, я и продолжаю делать до сих пор.

Но все же был один единственный плюс в нашем знакомстве: мы оба ненавидели нашего отца всем сердцем. Он испортил жизнь нам обоим и, что уж скрывать, нам доставляло удовольствие известие того, что скоро он откинет концы. Правда, это «скоро» тянется вплоть до сегодняшнего дня. И черт знает, когда же он все-таки подохнет.

Обоюдная ненависть в какой-то степени сплотила нас, и мы даже начали проводить время вместе. Просто шлялись по ночному городу, пили, и я слушал ее унылые рассказы о том, какая же дерьмовая у нее жизнь. Как ни странно, но через пару таких встреч, я почти перестал ее ненавидеть. В какой-то степени мне стало ее жаль. Ладно, вру. Мне просто было приятно посмотреть на человека, которому каждый раз приходилось гораздо сложнее, чем мне. И все, в общем-то, было нормально, пока на нашу очередную встречу она не напилась и не решила полезть ко мне целоваться, попутно признаваясь в том, как же она любит меня.

- Боже, я влюбилась в собственного брата! Я грешная, Денис? Как думаешь, бог накажет меня? – смеялась и одновременно рыдала она.

Я ничего не ответил ей. Хотя бы потому, что она была слишком пьяна, для того, чтобы мыслить ясно. Или потому, что мы двое и так попадем в Ад.

На следующий день я благополучно забыл о произошедшем инциденте, забыл о самой Лесе, о ее существовании в целом. Зато Леся все отлично помнила.

От чтения какой-то ерунды меня отвлек звонок в дверь. Это было странным, так как из гостей у меня дома бывал только Дима, и мы всегда договаривались с ним об этом. Я подошел к двери, посмотрел в глазок. Увидев ее взволнованное лицо и горящие огнем глаза, мне тут же захотелось притвориться, что дома никого нет. Но надо мной взыграло любопытство: уж больно странное выражение лица было у Леси. Возбужденное.