Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 83

Распахнув руки, Ронья рухнула на постель.

- Ясс, я так хочу, чтобы меня так же полюбили. Чтобы – несмотря ни на что… Как ты думаешь: это – будет?

… А вот этот браслет: серебро и полынная зелень – подарок Арамано; он всё так делал – раз! – и защёлкнулся на запястье мудрёный замочек – носи, Яска! Сестрёнка. Тирсэ.

- И я хочу такое же платье – как у неё – дымчато-серое, как туман над озером… Как ты думаешь: мне – подойдёт? А ты, какое бы хотела – себе?

                                   

Лохмотья плаща за плечами – пылью, пеплом, инеем. И сердце – высохший шар перекати-поля, и только ветер – холодный и безжалостный по-прежнему  - треплет остатки, обрывки, клочья души, подталкивая в спину, заставляя идти – дальше…

 

- Кстати, Ясс, - Рони перекатилась на живот, придвинулась ближе, заглянула в глаза, - а тебя там почему не было? Он тебя ждал, у отца спрашивал, да… Вы же дружили всегда?

Яска уронила браслет на пол и разрыдалась – нет, ничего не чувствовала, кроме всё той же, уже привычной глухой боли под рёбрами – просто не смогла остановить безудержно хлынувших слёз…

Ронья отшатнулась испуганно.

- Яска… я… я же не знала! Я – поняла, поняла теперь..

«Что ты поняла?» - хотелось спросить, но горло сдавило спазмом – слов не получилось…

- Ясс, прости…

 

На очередном перепутье свернула не туда. А куда тебе, девочка, надо-то было? – уже совершенно неважно, не нужно, потому что…

 

Пожалуй, это трудно объяснить; ещё труднее понять.

Вот эту боль, которую ощущала – телом, не душой. От которой скручивало в узел, а она – заставляла себе распрямлять острые лопатки, потому что кроме всего остального – было стыдно. Ведь хотела – в воины, герои, путешествениики, и сломалась – из-за такого пустяка.

Её оставили в покое – но по углам шептались, конечно.   

Эта суровая и очень снежная зима стала для неё – подарком. Потому что – не нужно было отвечать на глупые вопросы, объяснять, почему она забросила свои далёкие прогулки, над которыми раньше не подтрунивал только ленивый; почему бродит, как привидение, по самым тёмным углам замка, вместо того, чтобы с гиканьем носиться на улице с яшметской ребятнёй.

Смешно – ещё недавно, вот ещё вчера – метели и морозы заставляли бы её выть от досады, а теперь она им – радовалась.

 

… ни Солнца, ни мечты, ни силы – даже ветер стих внезапно, и, если осталась ещё под ногами хоть узенькая тропка – её же не разглядеть, потому что – тьма кромешная вокруг.



 

***

 Дед не говорил и не спрашивал – ничего. Всё и так было ясно.

- Научи меня курить трубку, - попросила она.

Он только отмахнулся раздражённо: да иди ты! Ещё чего удумаешь!

Она разбирала сушёные цветы, перетирала в ступке нужные старику травы на снадобья – в такую зиму болезни не редкость. Молчала. И он – молчал.

Потому что медная скорлупка тела уже не трещала от слишком стремительного роста души, но отчего-то он совсем не был этому рад.

… что будет, если дикого, напуганного зверька приручить есть с одной-единственной руки, позволить почувствовать ласку и научить доверять – кому-то одному в целом свете? А когда зверёк подрастёт и перестанет быть интересным, взять его за шкирку и выкинуть обратно в лес?

 

***

Холодно. Холодно и страшно. Я иду – просто оттого, что останавливаться не умею, не научили в детстве – такая вот бесталанная… иду, скукожившись, сгорбатившись, руки в рукава втянув, ведь больше нет – даже плаща, потеряла в безумии бездорожья, и всё равно – ведь это кончится когда-то, непременно кончится: сухой безвкусный воздух, колючий кустарник и страх, но постепенно – через века протаскивая тлеющие угли былого тепла – там, глубоко-глубоко под коркой льда, сковавшего душу – понимая, что – так – теперь будет – всегда..

 

***

Ронья залезла на широкий подоконник, где Яска, свернувшись, завязавшись узлом, мрачно сверлила взглядом замёрзшее стекло.

Обхватила сестру за плечи – сильной, тёплой рукой.

- Как ты думаешь, Ясс, ведь это – предательство? – спросила.

Рыжая каннка уставилась на неё непонимающе.

- Нет.

 

***

… когда Око Лэхэнни затянет льдом, тёмно-зелёным как бутылочное стекло; когда ночи станут долгими, а дни – белыми-белыми от вечного снега; время будет тянуться – серой нитью в прялке, разговорами, пересудами, тихими шагами в полумраке, шёпотом, холодом, инеем на ресницах, пониманием – весны не будет, не для тебя, не теперь; когда небо нависнет свинцовым куполом над древней мощью Нэриаэаренны, кто же поверит, что там, под толщей снегов – в заповедном серебряном Ястринэнн, в Атр’анне, Звёздами Осиянной, спят вошебным сном светлые зёрнышки-жизни, что – ещё совсем немного им нужно, чтобы потянуться к свету – пробить упрямой жаждой бытия сонное безмолвие и – распахнув душу немилосердным ветрам – принести возрождение  и весну…

Не смотри в гладь ледяного пруда – ты ведь знаешь, что ты увидишь – с той стороны.