Страница 15 из 83
- Звучит заманчиво.
- Да! Драконски заманчиво, Татек! – Ярренвейн зло воткнул ножик, который до того вертел в руках, в центр своего «воздушного шара». – Все хлопают в ладоши и присоединяются!
- Ну да, - кивнул приятель. – А чего тебе то не нравится?
- Всё. Скажи, Татек, как долго митлы хозяйничают на нашей земле?
- Ну, примерно … лет пятьсот?
- Именно. Неужели за это время не нашлось никого умнее нас?
- Ну… Ну было же восстание Волчьего Осса, а потом Кеорийский бунт…
- Да. Чем они закончились?
- Волчий Осс освободил Осган и Алайну…
- Которую митлы присвоили обратно во время подавления Кеорийского Бунта.
- Ну да. Но неудача Кеорийского была случайной… Если бы не пропала Атали Сэлдэнска, если бы люди не разуверились…
- Если бы, если бы, - передразнил Ярренвейн. – Бунт был неудачей, а, значит, ошибкой.
- Они дошли почти до Антйоррэ! – возмутился Лассан.
- И чем им это помогло? Дольше было драпать обратно!
Лассан покачал головой.
- Ярмэйн, я не понимаю. Ты ведь оттуда, ты – кеориец. Твой отец сражался вместе с Атали и Астариэнном, ты – ученик и воспитанник Хранителя. И ты – вот такой вот ты – не желаешь верить в победу над митляндцами? Считаешь, что все наши жертвы и подвиги были – зря?
- Не совсем, Татек, - вздохнул рон Эанэ. – Я тоже очень хочу, чтобы Аэнна была свободной. Но просто мне кажется, что для этого нужно чуть больше, чем мечты, громкие речи и всесвязующие свадьбы.
Лассан кивнул.
- Ты – просто зануда. В твоём возрасте это бывает.
- Может быть, - улыбнулся Ярренвейн. – Может быть. Шестнадцать лет – самое время для занудства и старческого брюзжания. Пойдём-ка внутрь, погреем старые кости…
И приятели наперегонки бросились к лестнице.
***
Ронья Эммет-а-Нэриаэаренна была прекрасна. Это было бесспорно даже теперь, а ведь если девочка и была старше рыжего чуда, самозабвенно купавшегося в ледяных водах Аэскэринас, то не больше, чем на пару зим. Что ожидало Уумар, когда старшая яшметская каннка достигнет невестиных лет, было страшно даже представить. Хотя – Ярренвейн чуть печально улыбнулся – судьба красавицы была решена заранее, без её ведома и согласия, так что зрелищных боёв за сердце и руку этой дамы не предвиделось вовсе. Может быть, это было и к лучшему, а канн Эстэвэн знал, что делал, но что-то в душе Серебряного рона упрямо восставало против такого положения дел: наверное, потому что он слишком хорошо знал, каково это, когда всё в твоей жизни уже предписано, и твоя задача лишь исполнять задуманное. Впрочем, яшметская каннка никакого недовольства судьбой не выказывала, и Ярмэйн мысленно велел внутреннему голосу заткнуться и получать удовольствие.
Юная Ронья была высокой для своих лет и ей явно нравилось считать себя взрослее, чем было на самом деле – с нарочитым достоинством принимала она дары гостей и романтические баллады, которые приехавший со спарсианским посольством бард все до единого посвящал её прекрасным очам. Нет, она не важничала и не жеманничала, как многие её сверстницы, но держалась столь подчёркнуто спокойно и уверенно, что это казалось неестественным. Позже, познакомившись с семейством канна Эстэвэна поближе, Ярренвейн понял, что первое впечатление было ошибочным: спокойствие Роньи происходило из удивительного душевного равновесия, которое почти никогда не встречается у детей и подростков, потому что в его основании лежит абсолютное приятие себя и мира. Рони Эмметская была добра и весела почти всегда, просто потому что всё вокруг казалось ей добрым и весёлым. Её характер не испортили даже неизбежные зависть и восхищение окружающих; она прекрасно осознавала, что красива, но воспринимала это как данность: мир красив, она – часть этого мира, с чего бы ей быть иной? Прямая осанка, гибкий стан, горделивый изгиб шеи, особая, плавно-танцующая манера двигаться и водопад льняных локонов делали её похожей на ожившую статую времён Ариэнна Благословенного. У неё были серые глаза, опушённые такими густыми и длинными ресницами, что казались тёмными, нежное лицо, в котором самый придирчивый критик не нашёл бы ни одной негармоничной черты, и ещё детский, но уже мягкий и приятный голос. Она вышла к гостям легко и радостно, хотя наверняка понимала, что становится чем-то вроде главного блюда, которым канн Эстэвэн их нынче собирался потчевать. Гости угощение оценили: юная каннка радовала глаз, прекрасно пела и танцевала, кружась в паре то с отцом, то с йэлнээ-йээриссэ, а когда пришло время для того, для чего, собственно, спарсианские гости прибыли, приняла новость с всё той же светлой улыбкой. Да, пожалуй, спарсианскому тилбару повезло с невестой, правда, лет пять её придётся поджидать, но когда это мужчину смущало, что его жена слишком молода? Вот если бы она оказалась старовата… хотя ради союза с Яшметом и предсказанной Лассаном ловли неведомой рыбки в мутной водице, можно было взять и перестарку.
Неожиданная заминка вышла во время самого обряда сговора– по обычаю привезённый дар от жениха должна была принять мать невесты, но Чёрная Каньа к пирующим гостям так и не вышла, а канн Эстэвэн с присущим ему добродушием заявил, что ничего страшного не произойдёт, если заветный саэ наденет на дочь не каньа, а он сам. Йэлнээ-йээриссэ ничего против не имел, Ронья – тоже, но неожиданно возмутились гости – в основном, южане, среди которых был и новый приятель Ярренвейна, Йосх Вехни-Алайени.
- Почему каньу прячут? – прямо спросил он. – Она безумна или уродлива? Если это так, то об этом должны знать те, кто заключает с вами соглашение. Мужчина может жениться на дурнушке, если у неё есть иные, достойные качества, но правитель не может позволить дурной крови, с пороками наследственности влиться в жилы его потомков. Это недальновидно.