Страница 33 из 49
— Ушёл? — не веря своим ушам, переспросила Настя. — И где тебя носило две недели?
— В машине ночевал…
— Вот бомж, блин! Почему ж ты сразу не пришел?
— Прогнала же… — осторожно напомнил ей Вова, но Настя отмахнулась:
— Идиот, ты вообще ни фига не понял…
Он нерешительно притянул её к себе, и Настя с силой обняла его, прижала голову к груди и закачала его, как маленького:
— Надо было сразу приходить, а не шляться невесть где! Я так скучала, ты представить себе не можешь!
— И я, — глухо ответил Вова, слабо сжимая её талию. — По тебе и по малым…
Настя вдруг отстранила его и подозрительно спросила:
— Ты точно от неё ушёл? Ты ей об этом сказал? Или опять ждать визита?
— Точно… — он снова прижал её к себе, потерся щекой о плечо. — Оставил ей квартиру, придется алименты платить, ну на Витальку мне не жалко, а вот на неё… Так что не беспокойся, визитов не будет!
Настя зажмурилась, боясь поверить своему счастью. Вот, пожалуйста, а некоторые сомневаются, что слова материальны! Сказала сегодня про мужа — и вот он, Вова, пришёл. Навсегда!
Вова снова попытался подняться, и Насте пришлось помочь ему:
— Ну куда ты все рвёшься?
— В душ, — он опёрся о стену, слабо улыбаясь. — Я не очень-то вкусно пахну… Уж извини!
— Извиняю! — для Насти сегодня, наверное, ничего в нём не могло оттолкнуть, даже навязчивый запах немытого тела. — Давай я тебе помогу!
— Ну что ты со мной, как с ребёнком, — обиделся Вова и шагнул в сторону коридора, но ослабший организм решил наказать его гордыню, и Вова пошатнулся, снова ухватившись за Настино плечо. Она покачала головой:
— Солнце моё, послушай меня! Не как с ребёнком, а как с больным. Медсестра тебе поможет, помоет, покормит и спатки уложит!
— Да ну тебя, — смутился Вова. — Не выношу болеть…
— Умнее будешь в следующий раз, — проворчала Настя, сопровождая больного до ванной.
Она помогла ему раздеться, перелезть через борт, но запретила садиться в ванну, понимая, что, в случае чего, самой ей ни за что не поднять такую массу. Вова принимал всё с отрешённостью приговорённого к смертной казни, и только в конце обнял крепко и тихо сказал:
— Это я должен заботиться о тебе!
— Ты это уже сделал! — Настя чмокнула его в губы и подала полотенце. — Давай по-быстрому сушись и в кровать! Ты хоть вещи свои забрал? Или мне в магазин идти потом?
— В машине… Только не знаю, чистые или не очень…
— Бомж, — ласково обругала его Настя, помогая выбраться из ванны. — Принесу, постираю, потом накормлю, а потом…
— Потом ляжешь со мной, обнимешь и никуда больше не пойдёшь.
— Размечтался! — усмехнулась Настя. — А кто детьми будет заниматься? А на работу?
— Вот только на ногах смогу стоять твердо — и сразу на рынок, — нахмурился Вова. — Небось обокрали меня на три зарплаты уже!
— Не убежит твой рынок! — Настя уложила больного в постель и, наклонившись, нежно поцеловала в губы. — Уж будь любезен выздороветь, как следует!
Через несколько дней всё вернулось на круги своя. С маленьким исключением — Вова теперь жил у неё. Настя снова расцвела, как яблоня весной, и перестала ругаться матом на алкашей. Те, разумеется, полюбопытствовали, что случилось с «хозяйкой», и получили ответ «Не ваше дело, а вообще-то муж вернулся!»
Она просыпалась рядом с Вовой, засыпала рядом с ним, обнимая тёплое большое тело, прижимаясь к нему, и молча, про себя, говорила «спасибо». Вова снова вышел на свой рынок и первым делом, разумеется, после необходимого нагоняя продавщицам, пригласил всех трёх и четвертую, что собирался нанять в очередную палатку, в своё новое жилище, устроив Насте сюрприз — притащил несколько коробок пиццы, водку, и огромный букет цветов. А когда Настя изумленно спросила, зачем он все это устроил, Вова тихо шепнул ей на ухо: «Я одну и ту же ошибку дважды не повторяю».
Но она и без того верила ему. Безоглядно, хотя везде читала и слышала, что мужикам верить ну никак нельзя! Продавщицы оказались весёлыми нормальными тётками, даже дамочка, похожая на страуса, которая перед самым Новым Годом пережила страшное несчастье — смерть единственной дочери, и поэтому всё ещё была словно в заморозке, чем объяснялась её кажущияся ленивость и равнодушие.
Самым счастливым в новой семье был, наверное, Артёмка. Теперь он называл Вову «папа Вова» — с самого первого дня, когда ему сказали, что тот теперь останется жить с ними. По-видимому, мальчик давно решил какие-то вещи в своей головёнке, для него всё было так, как и положено вселенскими законами мироустройства. Вдвоём они с Вовой строили гигантские замки из Лего, которым новоиспеченный папа захламил всю квартиру, и яростно защищали их от начавшей ползать Ленки и двух подросших котят. Настя не вмешивалась в эту мужскую дружбу, хотя иногда и делала замечание Вове, что он слишком балует мальчика. На что получала неизменный ответ: «Ну и ладно, кто знает, как с ним жизнь обойдется!»