Страница 19 из 49
— Девушка, вам плохо?
Настя подняла лицо — женщина средних лет участливо смотрела на неё, касаясь рукой плеча. Настя покачала головой:
— Спасибо, все нормально.
— Как же нормально, вы такая бледненькая! Может, «Скорую» вызвать?
— Нет-нет, не надо, спасибо, — поспешно отказалась Настя. — Мне уже лучше, не беспокойтесь!
Она с усилием поднялась и пошла к остановке. Желудок уже просто качало из стороны в сторону, словно пьяного матроса, тошнота стала совсем невыносимой, и Настя молча заплакала. Слёзы текли по лицу безостановочно, вызывая косые взгляды прохожих, но Насте было всё равно. Ей было плохо, очень плохо, на душе даже хуже, чем в желудке, она ничего не видела, тёмная пелена застилала глаза, но ноги упрямо шагали вперёд.
Настя не помнила, как добралась домой, как прошла в кухню и стала жадно поглощать всё, что было сьестного. Разумеется, желудок не перенёс подобного зверства, тошнота снова подступила к горлу, и Настя бегом бросилась в туалет.
Содрогаясь в конвульсиях над унитазом, она плакала навзрыд — от жалости по испорченным продуктам, от жалости к самой себе и к Тёмке, от обиды на Вову, от собственной непроходимой глупости… И в конце концов затихла. Умывшись холодной водой, взглянула на себя в зеркало и испугалась. Бледное лицо, из-за тёмных волос совсем белое, как мел, синяки под глазами, ввалившиеся щёки, горькая складка под губами… Разве это она, Настя? Даже в самые тяжёлые дни она так не выглядела! Что произошло? Неужели она и сама не заметила, как влюбилась, и теперь страдает? Глупости какие! Не из-за Вовы это вовсе, это из-за Тёмки…
Настя вспомнила сильные большие руки, ласкающие её спину, нежные тёплые губы на её губах, улыбающиеся глаза… И прошептала:
— Господи, Вова! Почему? За что? Что я сделала не так?
День прошел в полутрансе. Настя сварила овощной суп, старательно протёрла его, как для Ленки, и проглотила-таки три ложки без последующего похода в туалет. В семь часов сходила на обожаемую работу, покормила детей, уложила Ленку, почитала немного для молчащего, как юный партизан, Тёмки и двух внимательных котят и легла вместе с сыном на диван смотреть телевизор.
Артём давно сопел в две дырочки, Бэтмен в его ногах, Джокер на груди, когда Настя, устав ворочаться, встала. По телевизору мелькали очередные «Криминальные новости», и Настя с отвращением выключила его. Пошла на кухню, заварила слабенький чай и достала последнюю Вовину сигарету. Закурила, разглядывая золотистую надпись «Ротманс», и устало закрыла глаза, прислонившись к стене…
Звонок в дверь заставил её испуганно подскочить и выронить сигарету. Настя выругалась, подобрала окурок и, с сожалением затушив его, пошла открывать. Часы показывали почти девять, и она удивилась — кто бы это мог быть? Приоткрыв дверь, она с опаской выглянула и увидела Вову.
Он бросился к ней и успел подхватить, прежде чем Настина голова стукнулась о стену. В глазах у неё потемнело, ноги стали ватными, и Настя потеряла сознание…
Очнулась она через несколько секунд от легких похлопываний по щекам. Открыла глаза и огляделась. Перед глазами всё плыло, и Настя потрясла головой. Над ней склонилось знакомое лицо, и Вова тревожно спросил:
— Что с тобой, девочка? Вызвать «Скорую»?
— Не надо, — слабо ответила Настя, пытаясь подняться. Вова помог ей, с беспокойством заглядывая в глаза, придерживая за спину. Настя вцепилась в сильное запястье, и Вова повел её на кухню, посадил на табуретку и присел рядом на корточки:
— Что случилось? Что такое срочное? Что-то с малыми? Да говори же!
Она качнула головой, чувствуя себя полной дурой. Ну, и что ему сказать? Где ты был? Почему не приходил? Какое право она имеет спрашивать? Они даже не любовники! Так, парень, на которого она имела виды, который возбудил её, помог морально и материально… И дальше что?
Вова смотрел на неё и, видно, всё прочел в её глазах. Он взял её руки, прижался к ним лицом и тихо сказал:
— Прости… Я совсем… Бизнес этот проклятый… Ещё и проблемы. Прости, я собирался забежать на неделе…
Настя наклонилась, прижалась щекой к его бритому затылку и тихо всхлипнула:
— Тёмка…
— Что?! — вскинулся Вова. — Заболел? Что с ним?
— Он опять молчит! — слезы, наконец, прорвались наружу, и Настя зарыдала, выкладывая всё, что накопилось на душе за эти десять дней и раньше: — Как когда его отец умер! Даже хуже! Не смеётся, не плачет, только молчит, словно… Словно меня не видит! Он только начал говорить, только научился смеяться — и Витя погиб… Ты пришёл, растормошил мальчишку, и опять… Я не могу его видеть таким! А ты… ты… Ты не имеешь права так с ним поступить! Он так тебя ждал… Всё «дядя Вова, дядя Вова»…