Страница 22 из 157
- Один. И ты в курсе, кто именно.
- Он здесь. Я видел его с выродком. Он живёт среди них.
- Он ничего не помнит.
- А может быть будет за благо ему напомнить?
- Не сейчас – позже.
- Сколько ещё?
- Сколько потребуется! В противном случае нас просто добьют.
- Я, кажется, понял, к чему ты клонишь…
- Да. Мы дождёмся и тогда сможем снова выйти в открытую. Как нам велит Пророчество.
Глаза серого сузились в полоски.
- Тот договор в силе?
- Да…
- И ты до конца думаешь ему следовать? Я ему не верю…
- А у нас нет выхода. Мы до конца следуем уговору с этой мразью.
- Что-то мне во всей этой истории не нравится.
- Кому же понравится проиграть войну, а после умолять победителя о пощаде?
- Бёвульсы живы?
- Конечно. Я берёг их, как мог. Выжило достаточное количество.
Серый, обнажил недлинные клыки. На мёртвых серых губах стоявшего на суше мелькнула тень улыбки.
Молния осветила две фигуры у поваленного ясеня.
Глава 4
Разразившаяся буря прекратилась лишь под вечер третьего дня. Дождь кончился ещё вчера, а вот ветер страшной силы продолжал ломать деревья, ронять заборы и портить крыши. В посёлке, где остановились на вынужденный постой священник и его спутник, царила разруха. С рассветом люди выходили на улицу и пытались привести в порядок хотя бы свои дворы. Отца Филипа уговорили остаться до того момента, пока погода не будет внушать опасений. А до тех пор он и Анхель жили в самой крайней избе в селении, в той самой, до которой успели добежать под ливнем и грозой.
Не то чтобы их присутствие кому-то мешало – напротив: на второй день бури во дворе собралось небольшое количество местного населения, и люди попросили отца Филипа о молитве. Всем хотелось, чтоб непогода скорее миновала, и священник не стал отказывать. Это было и в его интересах тоже. Двухдневный переход затягивался.
Анхель ходил мрачнее тучи. Не единожды он порывался сходить до места, хотя бы поглядеть, есть ли чего ради продолжать путь, но отец Филип настоял на своём. После небольшой перепалки, Анхель смирился с упёртостью своего спутника и ушёл куда глаза глядят, чтоб только не видеть какое-то время его. Побыть в одиночестве. Хотя скорее даже не священника не желал видеть он, а толпы, хотя какие к чёрту толпы – кучки людей, которые приходили и жаловались, жаловались, жаловались…
Здесь своего храма не было, и если было нужно, то идти приходилось день, а то и два до ближайшего прихода. Один из ближайших как раз в Славошовице. А потому отец Филип знал некоторых местных и любезничал с ними часами. А что ещё делать? За окном буря, дождь то хлещет как из ведра, то прекратится, будто его и не было. Ветер хлестал, словно бич, мерно и резко одновременно.
Поэтому, когда под вечер погода успокоилась, а на утро выглянуло на некоторое время Солнце, Анхель приободрился. Сидеть на месте, ничем не заниматься для него было нестерпимо тяжело. С тех пор, как он боле менее сносно заговорил, он не сидел без дела. А тут его откровенно боялись, стараясь по возможности не стоять близко, не подпускать к нему детей и тем паче не разговаривать. Местные его шарахались откровенно и почти не стеснялись чертыхаться даже при священнике. На что тот обычно усмехался, опуская голову.
Анхель и хозяев гостеприимного дома своим появлением в дверном проёме, заставил замолкнуть на полуслове. Первым вошёл отец Филип, хозяин рассыпался в гостеприимных словесах, а когда дверь отворилась снова, и в дом вошёл великан, тот умолк, забыв рот закрыть. Спас положение священник, быстро разъяснив всё и заверив, что Анхель не опасен. Только не для благочестивого крестьянина, исправно платившего десятину.
Но всё равно Анхель ночевал почти на улице.
Странно, но в «родном» Славошовице его перестали бояться гораздо быстрее, нежели здесь. Там, даже наоборот, хоть сперва и побаивались, но проявляли интерес к нему и вскоре поняли, что бояться-то и нечего – такое с каждым может случиться. Дети, кстати сказать, самые первые были, кто начал разговаривать с павшим ангелом. Гануш и все его друзья не отходили от «испанского рыцаря». Даже поначалу, когда он часто срывался и крушил то, что под руку попадётся, к детям он относился благосклонно и терпел все выходки. Он вёл себя, как дворовые псы, что, порой, брешут на всех, но детей не трогают. От пса он, конечно, отличался. И сильно. И когда начал говорить первые слова, которые поняли окружающие, это была заслуга детей. Отец Филип уже оттачивал его, словно готовую заготовку для клинка, которую осталось лишь правильно доделать.
Местные же дети не проявляли к нему никакого интереса. Совершенно. Дважды случалось так, что дети, завидев его, с криками разбегались кто куда. Это несколько смущало Анхеля, да и отец Филип дельного совета дать впервые не мог. Он разводил руками, говорил бессмысленные слова и ничего такого, что бы помогло Анхелю стать в глазах местного населения чем-то, хотя бы, нестрашным.