Несущий свет

Девочка провела священника через всё селение – небольшое, домов сорок-пятьдесят, не более. Народ был в основном приветлив, хотя на девочку порой косились, почти не скрывая страха. Девочка всех приветствовала, знакомила со священником, но немногие задержались для разговоров. Быстро отвечая, с натянутой улыбкой, они уходили. Их тоже можно было понять – появился монах, значит, и инквизиция появиться может. А в таком случае лучше пресекать на корню всевозможные контакты с девочкой.

Обойдя Славошовице, девочка повела отца Филипа на холм у озера, где был приход и дом, где тот ночевал. Шли они другой дорогой, огибающей озеро. Взойдя на холм, они прошли дальше за постройки, там оказалась тропа, ведущая вверх. Вскоре они взошли на самый верх гряды холмов, где была полянка – небольшая, но с неё открывался замечательный вид.

- Вам у нас нравится?

- Да, очень красиво здесь.

- Оставайтесь. Храм пустует уже почти одиннадцать лет. Отец сказал, что местный священник умер через несколько дней после моего рождения.

- Как грустно, он успел тебя окрестить?

- Нет. Меня крестили в городе. Я этого не помню – отец рассказывал. Пока не умер…

- Значит, кроме матери, у тебя никого нет?

- Бабушка. Она живёт с нами теперь. Она одна теперь понимает маму, папа раньше понимал.

- Скорбную тебе долю уготовил Господь. Но это сделает тебя сильнее – все испытания, что посылает нам Бог, неспроста.

- Я знаю – Он говорил мне.

- Он?

- Бог.

- А что он тебе ещё говорил? Если не секрет, конечно. – Хитро улыбнулся он.

- Не секрет. Он много чего мне сказал. Про ваш приход тоже предупредил. Сказал, что вы будете задавать много вопросов, а потом придут другие и заберут меня. Чтобы убить.

Отец Филип посмотрел ей в глаза – кроме холодной отстранённости там ничего не было. Она словно и не о себе говорила. Словно пересказывала сказку или песенку. Она не боялась. И от этого становилось страшно священнику. Она отвела взор. Надменно, словно королева или иная дева высокого рода. Затем она сделала несколько шагов вперёд и, стоя спиной к монаху, произнесла каким-то чужим голосом:

- Το χέρι της μοίρας… - После она обернулась и исподлобья взглянула на застывшего священника. – Да-да.

- Что ты сказала?

- Что? Ничего. – Снова своим голоском произнесла она. Взгляд снова был детский и беззаботный.

- Послышалось, стало быть. – Улыбнулся монах, хотя сам удивился, что смог улыбнуться. Он прекрасно расслышал это греческое выражение, которое девочка слышать вряд ли могла. «Рука Судьбы» означает оно. И что это сулило, монах понять не мог. Но что-то в этой девочке было явно неладно. Вот только что?

Бог ли говорит её устами?

Солнце клонилось к горизонту, когда они вернулись. Тереза больше не сказала ничего странного – просто ребёнок. Всегда весёлый и любопытный – всё, как положено. Пожалуй, если бы не тот её выпад, то она вполне казалась безобидной.

Отец Филип довёл её до дома и пошёл к старосте. Идти до него было совсем недалеко. По пути ему навстречу попалась женщина вполне уже почтенного возраста, она остановилась, глядя на него. Остановился и он. Лаконично поклонившись ей, он поздоровался:

- Вечера вам доброго.

- И вам, отче. – Она подошла к нему, поклонилась, поцеловала перстень и, как-то подозрительно, огляделась. – Святой отец, её устами говорил демон. То не Бог! – грозно прошептала она и перекрестилась. После чего она вновь огляделась и пошла прочь.

Отец Филип не стал смотреть ей вслед, просто пошёл дальше.

Дойдя до старосты, он в дом сразу не пошёл, а присел на скамью, стоявшую рядом. В голове роились мысли. И благие, и те, что гнать стоило, но и в них был смысл. Бог или, и впрямь, нечистый речёт через эту девочку? Как знать. Нужно проверить это. Но как? Тут разобрался бы экзорцист, а он что – просто монах…

Дверь тихо скрипнула, вышел пан Новак и присел рядом, не взглянув даже  на священника. Будто не видел. Также, не поворачивая головы, он заговорил, словно сам с собой:

- Люблю так посидеть вечером. Мысли разложить, что за день накопились.

- Вы мне всё сказали касательно девочки? – Спокойно, но в лоб спросил отец Филип.

- Что вы имеете в виду, отче? Нашего священника, который повесился над алтарём в ночь перед воскресной мессой, через несколько дней после её рождения? Отца Терезы – Лабислава, который оступился на ровной дороге и сломал шею после того, как впервые отругал дочь за шалость? Что ещё вспомнить? Может то, что к Терезе не подходят животные? Даже куры, и те её сторонятся, а коли она таки поймает какую, то яйца у той тухнут ещё в курятнике.

Много чего странного в этом деле. И Бог тут, скажу я вам, да и кто угодно скажет, не причём. А как-то выказывать сие не хотим. Да и побаивается народ, если честно.