Афферентация

Природа Печенья подразумевает, что его тело всё же недостаточно структурировано для того, чтобы образовать какие-либо органы, и говорить лямбдийской протоплазме попросту нечем. Голоса трёхсот пятидесяти семи душ (и Тузика) находили короткий путь к сознанию окольными путями тонких эфирных материй (если кратко, минуя уши). Всё это позволяет сделать вывод, что слова Печенья звучали по-разному для каждого из присутствующих. Из соображений этики, а также простоты понимания нижеследующая речь лямбдийца записана со слов майора Паршина.

 

Кондратий обошёл вокруг бесформенной груды из ночных кошмаров, тщательно следя, чтобы не наступить в лужу густой жидкости.

– Ну, лично я не сомневался, что от тебя так просто не отделаться, – сказал майор.

Какие-то кровавые ошмётки, перекрученные куски металла и битое стекло. Прекрасно, просто прекрасно.

Гневная гримаса промялась там, где раньше находился затылок существа.

– Посмотри, что вы со мной сделали.

– Святошка нечаянно на тебя люстру уронила, – задиристо шагнула вперёд Морруэнэ. Оплывшая, как свеча, фигура лямбдийца скользнула к ней. – Мы хотели того кузнечика прижучить, чтобы он от тебя отстал, – Морру брезгливо отвела в сторону столб колышащейся массы и затрясла испачканной ладонью. – Фу! Отлипни, мертвяк.

– Действительно, ты и так мёртв, – Паршин развёл руки в примиряющем жесте.

Печенье удавом скользнул к нему. Бесформенная пластилиновая голова оказалась на уровне глаз майора. Интересно, если пнуть этот мясной фонтан, он развалится? Детишек, вероятно, одолевали похожие мысли: Цветочек била хвостом об пол, готовая в любой момент броситься на лямбдийца, аэлв задумчиво взвешивал в руке бесполезный автомат, княжна пихала RCH локтем в бок, с невинным видом указывая тому на огнетушитель.

– Так что давай забивайся куда-нибудь в укромный уголок, пока не вернёмся домой, а там снова примешь свой обычный облик, – предложил Кондратий.

– Не выйдет! – столб ударил в потолок, забрызгав красным лампы аварийного освещения. – Как я могу стать прежним, когда клетки, из которых я состою, раздавлены и смяты? Они кричат от боли. Они кричат о мести.

Первыми сдали нервы у Арчи. Кронштейны, в которых держался огнетушитель, застонали, разгибаясь. Кузнечик дёрнул пломбу и наставил раструб на лямбдийца. Шипящее облако изморози ударило в сочившееся кровью тулово, обняло его, прижимая к земле. Печенье съёживался, становясь раза в четыре меньше. Лужа вязкой плазмы взбрыкнула, булькнула пару раз, застывая.

Кузнечик несколько раз на пробу нажал ручку, из раструба со слабым шипением выходили остатки газа. Все негласным консилиумом собрались вокруг бесформенной кучи плоти, которая теперь едва доставала до колен. Анна-Мария чирикнула.

– Ага, предатели повсюду, – сплюнул майор, в стрессовой ситуации бравший языковые барьеры не хуже Морруэнэ.

– Позер, – презрительно процедил аэлв, который не выносил предсмертных речей. Деградуны их говорить не умели.

Княжна отобрала у Арчи бесполезный огнетушитель.