Страница 10 из 45
Но Марина-то какова! Другая бы заплакала, а эта: не нравится – никто тебя не держит! Ну, что ж, у него тоже есть гордость, и он такого не стерпит. Соберёт рюкзак – и до свидания. А она ещё будет умолять его остаться. На коленях ползать будет…
Это он зря. Марина никогда и ни перед кем на коленях не ползала. Ни в прямом смысле, ни в переносном. И умолять его не собиралась. «Тебе вещи собрать? Или сам справишься?» – сказала Марина остолбеневшему Илье. Она говорила спокойным доброжелательным тоном, но на Илью словно плеснули кипятком.
Через минуту он бестолково метался по квартире, собирая вещи. «А ты чего сидишь, как в гостях? – бросил на ходу Марине. – Бери чемодан, собирай вещи. Да аккуратно складывай, не пихай!». – И Марина складывала, тщательно расправляя на сгибах, его рубашки, свитера, костюмы… Марина сама покупала мужу одежду, и Илья всегда был одет красиво и стильно. Креативно, как оценили сотрудники у него на работе – и Илья был польщён. И гордился женой…
Чемодан уже был полон, и Марина взяла другой. На одной из рубашек была оторвана пуговица, и Марина, извинительно улыбнувшись мужу – «Я сейчас, я быстро!» - взялась за иголку, не замечая удивлённых глаз Ильи.
Марина «вошла во вкус»… Притащив из ванной стремянку, сняла со стены старинные часы с тяжелым маятником и двумя бронзовыми гирьками в форме шишек на бронзовых же длинных цепях. Часы в дом принёс Илья – на Новый год.
- Бронза. Антиквариат! – с гордостью объявил жене Илья. – Представляешь, какой-то идиот сдал в комиссионный. А они – идут!
Часы не просто шли: они отбивали каждый час – громко и торжественно. И Марина, просыпавшаяся каждый час, думала, что тот, кто отнёс их в комиссионку, вовсе не был идиотом…
Анечке очень нравились папины часы, и маятник, ходивший за стеклом – туда-сюда, туда-сюда! И бронзовые шишечки-гирьки. А когда часы принимались громко отбивать время, девочка запрокидывала светловолосую головку и заразительно смеялась, и Марина с Ильёй смеялись вместе с ней.
Часы в чемодан не помещались, и их пришлось упаковать отдельно. Так. Что там ещё? – оглядевшись, Марина сняла со стены увесистые гантели (нет, всё-таки они для неё слишком тяжелые, а вот Илье – в самый раз!). Улыбнувшись Илье одной из своих самых обольстительных улыбок, Марина сунула гантели в чемодан и, прижав коленкой, затянула тугие ремни (Илье вдруг захотелось схватить её за голые коленки и сгрести в охапку, и он едва пересилил себя).
- Мариночка, зачем ты… Я же так, типа пошутил неудачно. Я ж не всерьёз! – попытался остановить жену Илья. – И с чемоданом пошутил… Его же не поднять теперь!
Марина с улыбкой подняла оба чемодана (и впрямь неподъёмные) и сделала несколько шагов к дверям (не зря она занималась с гантелями и кольцами!). Поставив чемоданы на пол, Марина настежь распахнула входную дверь: «Кало таксиди!» (Она никогда не позволяла себе такого с Ильёй, другого языка, но он, как ни странно, понял, что ему пожелали счастливого пути…)
Илья ушёл и больше не появлялся в их доме. И не просто ушёл, а отсудил четверть квартиры! Квартиру в старом доме на Сретенке (стены полуметровой толщины, лепные высокие потолки, огромная – шесть квадратных метров – ванная комната, кухня, столовая, библиотека, кабинет отца…) – квартиру пришлось разменять.
На переезд у них с мамой ушли почти все оставшиеся деньги (один пузатый старинный буфет чего стоил! – «Легче слона поднять» - заявили грузчики). Квартира принадлежала родителям Марины, и Илья никакого отношения к ней не имел. О том, что – имел, и всё в квартире куплено на его деньги, и ребёнок в интернате тоже содержался на деньги Ильи – Марина узнала в суде. Ещё она узнала, что она, Марина, учась в очной аспирантуре, ничем не обеспечивала дочь, да и себя не обеспечивала. Марина вспомнила, как проводила ночи за пишущей машинкой, корпя над ненавистными переводами, когда сами собой закрывались глаза и падали из рук толстые, объёмистые словари. Технические переводы – это вам не пельмени лепить… Марина тогда зарабатывала не меньше Ильи. И пельмени, кстати, тоже лепила – Илья любил домашние…
Марина ничего не смогла доказать. Как-то так получалось у судьи, что прав был Илья. Илья, который когда-то не мог без неё жить. И для них с мамой наступили тяжёлые времена.
ГЛАВА 4. ТЯЖЁЛЫЕ ВРЕМЕНА
Бедное деревце
После разрыва с Ильёй Марине не хотелось жить. Она чувствовала себя маленьким одиноким деревцем, которое заботливо растили, радуясь каждому зелёному листочку. А потом взяли и безжалостно обрубили все веточки – по одной. Отец. Анечка. Илья… Деревцу было больно, но оно не умело плакать. Ему полагалось молчать – и оно умирало молча. Только одна веточка ещё жила, но и она была безжалостно надломлена – Анечка. Анечке без неё конец. Значит, придётся жить.
Жить приходилось – трудно. В ****-ском музее, где работала Марина, зарплату платили минимальную, премий не было вовсе. Но Марина не хотела увольняться (хотя ушли многие…). Она искусствовед, не на рынке же ей торговать? Выручала подработка в издательстве: Марина брала на дом переводы (за которые платили сдельно). Переводов было мало, но именно они спасали их маленькую семью от окончательной нищеты.
Анечке исполнилось десять. Она росла с нежным, любящим сердцем и обожала маму и бабушку. Видя, как Марина собирается в магазин, девочка серьёзно ей говорила: «Береги кошелёк, мамочка. А то отнимут!» (Более сложные предложения у Ани не получались, но Марина упорно с ней занималась) – Кто отнимет?