Страница 27 из 44
- Так ты включи, если выдернулось. Я вам с утра полы помыла, пока ты в магазин бегала, шваброй зацепила, наверное… Ты чего ревёшь-то, Ритка? Ай обидел кто? Цельный день дома сидела, с чего реветь-то?..
Майрбек звонил ей весь день, и решил, что Рита специально не снимает трубку – гудки-то были! Длинные! Рита так и не узнала свою судьбу, судьбу узнала другая. Горячий, вспыльчивый Майрбек не простил такого Рите, принял её молчание за отказ, понял всё неправильно. А как он должен был понять?! Договорились ведь…
А ей, Рите, нужен было только Майрбек, другой судьбы она не захотела. Спасибо Женьке, устроила жизнь. Рита орала: «Кто тебя просил полы мыть, что ты везде лезешь?», Женька, узнав в чём дело, хохотала: «Да позвонит ещё сто раз, нашла из-за кого плакать. Другого найдёшь».
Рита простила ей – и эти слова, и телефонный шнур, и несбывшиеся надежды. Женька ведь не нарочно. Дёрнул её чёрт мыть эти проклятые полы, Рита их позавчера мыла.
Рита простила Женьке всё. Потому что любила её. И теперь слушала и смотрела остановившимися глазами. За что она её так? Но тётке этого показалось мало, она по жизни не умела останавливаться:
- Отца-то до инсульта ты, небось, довела? Из-за тебя он и умер, – с торжеством в голосе закончила Женька. И с удовлетворением наблюдала, как каменеет лицо племянницы.
А она-то любила тётку. Всё ей прощала. Только этих слов не простит. Рита обожала отца, он был для неё другом и товарищем, даже мама ревновала дочку к отцу, в шутку называя их «двумя сведёнными» за совместные шалости и проказы – «Вот же два сведённых, учудили опять!» - Рита с отцом покаянно молчали и хитро переглядывались. Смерть отца стала для Риты первым настоящим горем.
Неприятный разговор
В тот день у отца был какой-то неприятный разговор с начальством, в чем-то там его обвинили, упрекали, грозили исключить из партии… А вечером у отца поднялось давление и случился инсульт. С начальником они не ладили давно, отец собирался сменить работу. Не успел.
На похоронах папин начальник отводил глаза, сопел, кряхтел, вздыхал… Под конец не выдержал, заплакал: «Прости, Юрка! Как я теперь без тебя? Как же теперь, а?..» Все потрясённо молчали. Вера Сергеевна увела его в кухню и там отпаивала водкой. Потом уложила на диван, сняла с него ботинки и накрыла пледом, и он спал у них до утра. Уезжал сконфуженный и всё просил прощения за сказанные отцу в сердцах злые слова.
- Не мучайтесь вы так. От слов не умирают. Вы не виноваты, – сказала ему Ритина мама. Пожалела, хотя не следовало жалеть. – «Бог ему судья» - сказала мама Рите, когда за начальником закрылась дверь.
В отличие от своей двоюродной сестры, Женька не жалела никого. И сейчас, выпив лишнего (что бывало очень редко, ей ведь совсем нельзя пить, у неё пиелонефрит), Женька не смогла удержаться и сказала о чём думала. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке…
- Женька, Женька, – сквозь слёзы сказала ей Рита. – я тебя всю жизнь любила, думала, у меня тётя есть… которая меня тоже любит! А ты притворялась только, и ненавидела. Зачем же ездишь к нам, если я такая? А потому что удобно. Ведь удобно, да? Бесплатная гостиница, да? И накормят, и напоят, и спать положат, и денег не возьмут.
Риту уже трясло. И зачем Женька напомнила про отца, ей и так – больно вспоминать, а Женька ещё добавила. «Из-за тебя отец умер». Добила.
Оглушительно хлопнув дверью своей комнаты, Рита со слезами бросилась на кровать, но не тут-то было. – Дверь приоткрылась и в неё всунулась лохматая Женькина голова: «Да я уеду! Нужна ты мне больно. Любит она меня! Нужна мне твоя любовь, я к своим ехала, а у вас только переночевать хотела…Нужны вы мне больно! В Бужанинове переночую, у своих. У соседки ключ возьму, – бормотала Женька, срывая с вешалки пальто.
- Куда ж ты по темноте-то, на ночь глядя… Осталась бы, Жень, – робко попросила Вера Сергеевна.
- Да пускай едет – к своим. Раз мы чужие! Ей бы рот запечатать… Синкерам устроила! – с ненавистью сказала Рита.
- Это по-каковски она говорит-то? – переспросила Женька у сестры.
- Это по-чеченски – гулянье, посиделки у парней и девушек, - объяснила Вера Сергеевна.
- Она-то откуда знает? Ты откуда знаешь? – задохнулась Женька.
- Да парень был у неё, чечен. Потом поругались, он на своей женился. Теперь развёлся, и к Ритке ходит. Любит он её… Ну и научил, она говорить умеет, а я так, понимаю немного.
- Любит, говоришь? Тогда поеду. Не ровён час заявится, не могла парня нормального найти, с чечмеком связалась.
- Дверь показать, или сама найдёшь? – Рита вышла в коридор, смотрела с ненавистью. Такого она от Женьки не ожидала. – Если не заткнешься и не уйдёшь, позвоню ему и скажу, кем ты его назвала. Приедет, и ты ему это повторишь – зло сказала Рита.
- Ма, накапай мне валерьянки – попросила она, когда за Женькой захлопнулась дверь. И задохнулась от слёз…
Пустота внутри
Оглушенная свалившимся на Женьку несчастьем, Рита попросила врача: «Накапайте мне валерьянки, если можно. Я не думала, что всё так плохо. Скажите, это у неё пройдёт? Это лечится?»
Не отвечая на вопрос, врач молча протянула ей стакан: «Это пустырник. Выпейте, вам надо успокоиться».
Пустырник подействовал: охватившее Риту отчаянье сменилось тоской, на смену которой пришла пустота. Она поселилась внутри у Риты – тяжелая, давящая грудь пустота. «Разве пустота бывает тяжёлой? – думала Рита, автоматически переставляя ноги, автоматически отмечая дорогу, по которой шла и всё время думала – об этой странной пустоте внутри себя.