Сердце Волка

Лесс замирает, опешив от столь эффектного появления. Затем медленно выходит из-под душа. Ее взгляд мечется где-то слева от меня. Как пить дать, там лежит ее нож.

– У меня дома, в подвале, есть клетка, – вполголоса, чуть громче, чем шум падающей воды, произношу я.

Не знаю, слышит ли она меня. Стоит, опустив руки и голову, словно наказанный ребенок. Но ее неподвижность обманчива. Колени едва заметно пружинят, держат тело в тонусе. Взглядом исподлобья, похоже, она собирается раздробить мне череп.

– Изначально клетка предназначалась для диких животных, поэтому ее боковые стенки сделаны из проволочной сетки, – продолжаю я, впервые имея возможность так близко, при свете, рассмотреть ее тело. – Частокол из толстых металлических прутьев появился значительно позже – когда на охоте стали попадаться животные покрупнее.

Любопытно, она совсем не стесняется своей наготы. Ни бледных косых шрамов на груди и животе, ни выпирающего, словно плохо сросшегося, ребра. Без одежды Лесс кажется совсем худой, видна каждая косточка. Но, в тоже время, в этой худобе не чувствуется чахлости. Я вижу тонкие голубые венки, проступающие под кожей, – но они оплетают натренированные мышцы. Мне стоит помнить об этом каждую секунду, даже здесь, в ванной. Особенно здесь.

– Дикие животные не умеют подчиняться. У них острые зубы и цепкие когти. Они могут вырвать из тебя кусок мяса, исполосовать лицо – тем занимательнее их дрессура. Им место в лесу или в клетке – но не среди людей. А люди должны быть начеку. Чуть зазеваешься – и сам окажешься в клетке…

Лучше бы она напала первой. Когда стоишь вот так, лицом к лицу, на расстоянии метра, удобнее отражать удар, чем наносить его.

– И вот мне пришла в голову мысль. А если ты одна из них? Обычно я слету угадываю: повадки, жесты, мимика, внешний вид. Если вдруг сомневаюсь, то проверяю зубы. Это уже наверняка....

Если б я только дотронулся до ее одежды в ту ночь в лесу – тогда хоть что-то мог бы узнать. А так она переоделась после бани – и не осталось ни одной вещи, связывающей ее с прошлым. Ни одной ниточки для меня.

– …Но ты же сумасшедшая, на полголовы так точно. Только говорит ли сумасшествие, что ты – человек? Сначала я думал – да. Ведь эти твари никогда на голову не болеют. А потом меня посетила другая мысль. Вдруг у меня просто недостаточно информации? Это бы многое объясняло…

Я все жду, но она не нападает. Так можно и момент упустить.

– В общем, остается последнее. Покажи зубки.

Ее глаза сужаются, ноздри раздуваются. Она часто дышит – но медлит. Приходится ей помочь. Я делаю выпад – тогда она набрасывается на меня, и все, что мне остается –правильно выставить руки, чтобы использовать силу, с которой она нападала, против ее самой. Легкое пружинистое движение в локтях – и ее тело отлетает обратно в ванную. Немая ударяется о стену спиной и затылком и падает, словно набитый хламом мешок.

Я вскакиваю в ванную. Переворачиваю девицу спиной к себе, одной рукой зажимаю ей подбородок, второй – раздвигаю сжатые в струну губы. Несколько секунд пялюсь на то, что вижу, потом отпускаю ее – и отваливаюсь назад.

У нее нет почти половины зубов. Премоляры и клыки отсутствуют полностью. Кто-то изуродовал ее. Может, из-за того, что она не такая, как другие. Или, наоборот, это стало следствием...

Я сижу прямо под душем, одежда вся мокрая, прилипла к телу, холодные струи стекают по волосам в глаза, нос, рот. Я смахиваю воду ладонью, не сразу сообразив выключить воду. Потом все-таки поворачиваю кран и еще некоторое время просто сижу, пытаясь придти в себя.

Ее тело тоже исковеркано. Широкий бугристый шрам сантиметров десять от шеи вниз по позвоночнику. Шрамы под лопатками. Бордовые полосы вдоль ребер. Не самое жуткое, что я видел в жизни. Но самое жуткое, что я видел у человека, к которому успел привязаться. 

Она откашливается, пытается встать на четвереньки. Я подхватываю ее и несу на кровать. Легкая-то какая! Укутываю одеялом. Сняв с себя мокрую одежду, прижимаюсь к ее спине. Она не сопротивляется.

– Прости…

Зарываюсь носом в ее волосы на затылке, вдыхаю запах гостиничного шампуня – и словно с этим запахом и с теплом ее кожи в меня просачивается что-то еще. Она становится мне ближе. А я кажусь себе все большей сволочью.

После всего, что Лесс пришлось пережить, в качестве своего ангела-хранителя она выбрала меня. Феноменально неудачная кандидатура. Параноик без моральных принципов, одержимый влечением к женщине, хоть и отдаленно, но похожей на саму Лесс. Особенно сейчас, когда эта немая девочка затихла, и моя хватка стала напоминать объятья. Я чувствую что-то невероятно странное, словно пытаюсь защитить котенка. Ведь, по сути, не смотря на всю ее браваду, силу, быстроту движений и нож на перевязи, Лесс остается беззащитной. Ничто из этого списка не уберегло ее ни от подонков, которые ее изуродовали, ни от меня.  

Я так и засыпаю, слушая ее ровное дыхание. Просыпаюсь почти в той же позе, только голова Лесс лежит у меня на руке, а моя вторая рука находится под одеялом, на горячем женском бедре. Я невольно сжимаю пальцы. Лесс слегка шевелится во сне – и я чувствую, как меня начинает накрывать желание.

«Не сейчас. Только не сейчас…» – убеждаю я себя, пока моя ладонь скользит по ее предплечью и дальше – к груди. Мое сердце стучит так громко, что, кажется, может разбудить Лесс.

Неимоверной силой воли я убираю ладонь – и отстраняюсь. Некоторое время сижу на краю кровати, обхватив голову руками, и словно заново учусь думать.

Постепенно сердцебиение становится спокойнее, туман в голове рассеивается ровно настолько, чтобы я мог принять хотя бы одно примитивное решение.