Страница 39 из 142
В комнате я свалился на кровать, закрыл глаза и прислушался к ощущениям. Тонкие когти царапали внутренние органы, будто инопланетянин пытался вылезти наружу.
Можно было вернуться, рассказать маме, та дала бы какую-нибудь таблетку, но я сомневался, что она поможет. А вот кто мне действительно поможет, я знаю, поэтому вскакиваю и несусь на балкон. Окна моей комнаты выходят на запад, поэтому я вижу только степь. Нужный мне субъект – с обратной стороны дома.
Миниатюрный балкончик, приделанный дедом к окну комнаты, снабжён перекошенной лесенкой на крышу, которой я часто пользуюсь. И вот мои босые ноги ступают по черепице. Я на вершине мира, чувствую каждую молекулу воздушного бассейна надо мной. На севере закручиваются облака. Лёгкий ветерок притупляет боль, а я шаркающей походкой двигаюсь к кроне Каштана.
Я знаю. Я слышу. Природа не понимает моего страха.
- Что это такое??? – кричу я разлапистым листьям Каштана.
Боль, - коротко отвечает дерево.
- Спасибо, Кэп! Откуда она??? Во мне что-то не так?
Вспоминаю папу, которого съела жестокая болезнь. Клетки внутренних органов перестали работать как следует, и принялись поедать самих себя. Ошибка Природы. Всеми любимой, мать её, Природы, которая разделила живое на три формы жизни. А ежели мы для неё чужие, почему бы не прикокошитьодного-другого жестокими болезнями?
Природа любит вас так же, как и другие формы жизни, - говорит Каштан. – Вы сами виноваты в своих невзгодах.
- Что!? Со!? Мной!? – скандирую я.
Боль съеденного тобой кролика, - отвечает Каштан.
- Откуда она??? Я что, постоянно теперь буду болеть от еды?
Если будешь есть живую пищу – да, - отвечает Каштан. – Я предупреждал, что изменения будут, и скоро ты их заметишь.
Я открываю рот.
- Что значит, живую пищу? Кролик был мёртв.
Но он состоит из клеток, созданных Природой. Природа не может позволить своим детям есть самих себя.
- Бред! – воплю я. – сделайте меня таким, каким я был!!!
Это не тебе решать и не мне. Ты должен привыкнуть.
- Всё состоит из клеток, - отвечаю я тише. – Даже ты. Выходит, если я буду тебя есть, то тоже буду испытывать боль?
Ага, - говорит дерево.
- Мамадорогая, - я запускаю руки в волосы и хожу по кругу. – Да мы же люди едим либо растения, либо животных! Что я теперь должен есть? Пластмассу!
Когда я произношу последнее слово, Каштан вздрагивает. Да, я чувствую странную вибрацию от каждой его клетки. Будто бы по стволу проносится страх.
Ешь плоды, - говорит дерево, и потом я слышу голос мамы:
- Никита, ты на крыше?!
Я молчу, надув губы и замерший, будто застуканный на месте преступления. Ветер рвёт растрёпанные волосы, моя вселенная рушится.
- Никита, что с тобой?
- Всё в порядке! – кричу я, но, наверное, слишком дурным голосом, потому что мама охает, а я уже бегу к своему балкону. Через минуту оказываюсь в комнате, стремглав бросаюсь к двери и запираю её на крючок, который недавно выпросил поставить, дабы мне никто не мешал.
Падаю на кровать и обнимаю подушку. Всё гибнет. Всё плохо. Я ни о чём не думаю, только боль съеденного кролика разрывает тело. И вот он, предсказуемый стук в дверь.
- Никита, - осторожный голос мамы пробивается сквозь щели в комнату. – У тебя всё хорошо?
Я молчу, уставившись в одну точку. Мозг не реагирует.
- Господи, Никита, открой, пожалуйста. – Голос у мамы очень грустный, и я отзываюсь:
- Всё хорошо.
- Почему ты кричал на крыше?
Я медленно встаю и направляюсь к двери. Сжимаю пальцами крючок и замираю. Хочу видеть маму, но и боюсь кучи вопросов, на которые не в состоянии ответить, поэтому лишь опускаюсь на пол, - полы распахнутой рубашки послушно скользят по шортам, - и упираюсь затылком в дверь.
- С желудком плохо, - тихо отвечаю я, водя пальцем по гладкой поверхности дерева. Ведь оно когда-то было живым и росло в здешнем лесу.
- От кролика, может, - предполагает встревоженный голос мамы. – Давай я дам тебе таблеточку.
- Нет. Всё прошло. Я просто побуду один. Если станет хуже, я спущусь, - коротко скандирую.
Некоторое время за дверью воцаряется тишина, слышу только ровное дыхание мамы, а потом лёгкие шаги направляются в сторону лестницы.
- Если что, я внизу, - заявляет напоследок добрый голос.
Я ещё некоторое время сижу у двери, смакуя грусть, ненависть, изумление. Боже, да весь спектр человеческих чувств, от которых мне плохо. Очень плохо. Потом поднимаюсь на дрожащие ноги, осторожно откидываю крючок и возвращаюсь на кровать.