Страница 29 из 142
- Ты что, мои мысли читаешь? – спрашиваю я.
Я не читаю твои мысли, я просто тебя слышу. Я не воспринимаю твой голос, я воспринимаю твою сущность.
А Каштан дурак, - думаю я.
Сам дурак, - весело отвечает Каштан, и я смеюсь.
***
Я – Никита Ясенев, двенадцати лет отроду, и я – зелёный ребёнок. Я не знаю, почему Природа считает людей чужой формой, может оттого, что они не слышат её. Но даже в этой форме иногда рождаются особые дети, каждая клеточка которых дышит Природой, всеми тремя её формами. Зелёные дети, так она прозвала нас. Мы способны понять любое природное явление, любую форму жизни. Она бережёт нас как зеницу ока, впрочем, именно поэтому ни медведь, ни акулы не съели меня. Зелёные дети начинают слышать природу в любом возрасте, но Каштан сказал, что если ребёнок не услышит ни одно дерево до взросления, то есть, лет до четырнадцати приблизительно, то потом не услышит никогда. Так что я успел, хоть и поздновато. Я нифига не понимаю, что даёт мне эта способность, но я горжусь своей эксклюзивностью, хотя происходящее и кажется полным сумасшедшим домом.
Каштан утверждает, что грядут изменения, и мне будет сложно их принять. Я не подозреваю, о чём он, но сталкиваюсь с проблемами за ужином. Бабушка приготовила картофельное пюре с кроликом, которого дед подстрелил утром. Голодный, как волк, я набрасываюсь на еду, слушая разговоры о каком-то сюрпризе.
Прежде чем первая порция еды отправилась в рот, мама приносит газету.
- Напечатали в первые дни твоего пребывания в больнице, но я решила сохранить.
Заголовок статьи обездвижил меня: КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ В ВОДАХ ЧЁРНОГО МОРЯ УНЕСЛО ДЕСЯТКИ ЖИЗНЕЙ ДЕТЕЙ. А ниже жирным шрифтом: Единственный выживший Никита Ясенев сейчас находится в больнице.
Моё имя сверкает в газете и, несмотря на трагедию, я горжусь.
- Страшно это, поди, - говорит дед, отламывая краюху хлеба. Все уже едят, а я пялюсь на буквы. – Наверное, сознание потерял в воде. – Дед говорит осторожно, его слова будто касаются горячего чайника.
- Не помню, - отвечаю я, откладывая газету. Саму статью читать не хочется.
- Где же команда была? – возмущается дед. – Что ж вас никто не спасал???
Я начинаю есть и вдруг говорю с набитым ртом. Слова льются сплошным потоком.
- Думаю, их самих надо было спасать. Потому что на палубе были только другие ребята. Их всех отрывало от стены и уносило в море, а потом приносило волной обратно и разбивало в кровь. Вдребезги. Я видел, как у мальчиков отрываются головы. Там кругом была кровь и вода. Меня одного не оторвало. Я потом отцепился, когда корабль перевернулся, и меня понесло вверх. Если бы не Круг, я бы утонул. Я и так думал, что утону, потому что воздуха не хватало. Я не мог дышать. Но даже когда я выплыл, было хорошо не долго. Ночью я замерзал. Днём обгорал на солнце. Последние дни я плохо помню. Я редко приходил в себя…
Сбиваюсь. Вижу, что все перестали есть, только я наворачиваю мясо и пюре, уже половины тарелки нет. За эмоциями я не сразу чувствую боль. Странная, ноющая, иногда стреляющая внутри то в лёгких, то в кишках.
- Боже мой, - бабушка заплакала и погладила меня по голове.
- Не надо больше об этом говорить, - мрачно заявляет мама, и вдруг, внезапно для себя я спрашиваю:
- Мама, вот зачем убили того медведя, который шёл рядом со мной в лесу, когда я потерялся в детстве?
Оставшиеся члены семьи недоумённо переглядываются.
- Ты о чём? – хмурится мама.
Я вздыхаю и не знаю как сказать. Если начну объяснять, что слышу Море и Каштан во дворе, немедленно вызовут санитаров, и я вновь окажусь в больнице. Но кое-что приходит в голову.
- Почти перед тем, как меня спасли, меня нашли три акулы.
Бабушка охает и прикрывает ладонью рот. Первым приходит в себя дед. Он улыбается и восклицает:
- Да это он уже сочиняет.
- Нисколько, - мотаю головой я. Боль внутри нарастает, и теперь добирается до горла.
- Если бы акулы тебя нашли, ты бы не сидел здесь, они бы тебя давно уже сож… - он сбивается, и строгая морщинка меж его бровей разглаживается. – Погоди. Ты хочешь сказать, что они тебя не съели? А что они делали?
- Просто поплавали рядом и уплыли по своим делам, - жму плечами я.
- Да нет, это бред, - усмехается мама. – Никита, у тебя были галлюцинации. Акулы тебе просто привиделись.
Я отодвигаю тарелку. Боль внутри становится нестерпимой, и аппетит вдруг пропадает.
- Я пойду к себе, - хмуро заявляю. – Я не хочу есть.
И ухожу. Никто не пытается меня остановить, и слава богу. Иначе, я бы не ответил ничего существенного. Внутри распирала невидимая сила, пронзая разрушением каждую клеточку. Мысли сбивались.