Практическая работа для похищенной

— Вэлард, — голос дрогнул и сорвался, а я вцепилась в его руку, чтобы не упасть. Мертвецов я не боялась, при моей профессии, это было бы довольно странно. Пару раз даже отбывала наказание в академическом морге, приглядывая за трупами. Но эта девушка внушала противоестественный, животный ужас, — откуда она здесь?

Вэлард искал экипаж, разбирался с моим багажем и не раз преодолел эту лестницу за последний час. И он точно не мог этого не заметить. Это было невозможно.

— В дом, — меня втолкнули обратно в теплое и надежное, захлопнув дверь прямо перед носом. И оставили одну в темноте, вместе с моей буйной фантазией. И я не преминула этим воспользоваться. Когда Вэлард вернулся за мной через двадцать минут, я уже во всем раскаялась и хотела к маме. О чем и сообщила застывшему на пороге лорду.

— Боюсь, к маме сейчас нельзя, — блекло улыбнувшись, он протянул мне руку, — тебе пора ехать.

— Хорошо, — за его руку я ухватилась с похвальным энтузиазмом, всерьез рассматривая возможность забрать его с собой. Он, конечно, будет против, но если правильно ударить, то оглушенный, ничего не сможет сделать, а когда очнется, его недовольство уже не будет иметь особого значения, —, а девушка…

— Ее уже забрали.

Его оперативностью я восхищалась молча, напряжено вглядываясь в дорожку, пытаясь разглядеть хоть какое-то подтверждение тому, что совсем недавно там лежало тело. Смотрела и ничего не видела.

— Откуда она здесь взялась?

— Не знаю, — выдохнув в морозное, темное утро струйку тепла, принявшую вид клубящегося, белого пара, он пообещал, —, но выясню.

Я в этом очень сомневалась.

И сомневалась всю недолгую дорогу до кареты, чем ближе становилась дверца с задернутыми шторками, такого же темного цвета, что и вся карета, тем сильнее сомневалась. Причем во всем. Но сильнее всего меня терзали сомнения по поводу благополучия этой поездки. Интуиция вопила и требовала никуда не ехать. Но я упорно с ней боролась.

В итоге оказалась в карете, напротив мрачного Морэма, без Вэларда. Доборолась.

Единственное, что было понятно — в этот раз все намного серьезнее. Я отчетливо ощущала как грядет что-то огромное, черное и опасное, но не знала, как облечь ощущение в слова. Девушки, которых уже не оставляли на местах проведения ритуалов, а цинично и нагло бросали кровавыми посланиями. Это было отвратительно, и это было страшно.

Глядя на медленно сереющий город, в окошко кареты, я чувствовала себя подавленной. С одно стороны, мне не хотелось уезжать, с другой — я была безмерно рада оказаться подальше отсюда.

Ночная тьма сменилась мутным, туманным рассветом, когда мы покинули город и выехали на широкий, наезженный тракт, с густой, мрачной стеной заснувшего на зиму леса по краю дороги. От стылого, серого пейзажа за окном, по коже пробегали морозные мурашки, заставляя передергивать плечами и кутаться в плащ. А сидящий напротив, такой же сонный и недовольный жизнью как и я, Морэм, особой веры в лучшее не вселял.

Потому, когда карету особенно сильно тряхнуло, а через пару секунд та вовсе остановилась, я даже не удивилась. В этот серый день просто не могло не произойти пару мелких, но очень досадных неприятностей. И если бы я знала, что неприятность будет всего одна, но такая, что остальных и не нужно, то точно бы остановила Морэма, когда он из любопытства решил посмотреть, что случилось и почему мы встали.

С недовольным видом он приоткрыл дверцу, собираясь продемонстрировать всем свою кислую физиономию. И удивленно хекнул, когда в карету прямо из влажного тумана залетела небольшая сфера. Ударившись о пол кареты, она хрустального зазвенела, послышался характерный хруст раздавленного яйца.

— Бездна, — что происходит Морэм понял сразу, — Иза…

И томящаяся в сфере магия, получила свободу. Сильный порыв ветра вдавил меня в сидение. Морэму пришлось хуже. Его швырнуло на стену, карета дрогнула, дерево затрещало, а стихийник, сдавленно ругнувшись свалился на сидение безвольной куклой.