Страница 18 из 74
- Да много ты знаешь о моём хозяине! – воскликнула я в запальчивости. – Да наш Главный, если хочешь знать…
И оборвала свою речь, вспомнив, что Главный – больше не мой Главный. И вся наша контора – уже не моя. Я больше не имею к ним отношения. Только память. Только боль. На глаза навернулись слёзы.
- Я больше не имею к ним отношения, - повторила я вслух, опустив голову. - Но это ещё не повод, чтобы считать меня трупом! – я резко выпрямилась, справившись с минутной слабостью.
- Вот! – я схватила Виктора за руку и сжала его пальцы на своём запястье, чтобы он прочувствовал биение пульса. – Сердце бьётся! Кровь струится! Хочешь убедиться, что моя кровь течёт по сосудам так же, как и у всех вас? И что она такого же алого цвета?
Я завертела головой в поисках подходящего режущего орудия. Виктор поспешно вырвал свою руку из моей хватки и отодвинулся на край скамьи.
- Я дышу, - продолжила я, так и не найдя ничего, похожего на нож. – Я ем и пью, как все вы. И справляю естественные нужды в отхожем месте. И вообще…
Слова у меня кончились. Если сейчас он снова скажет, что это невозможно, я просто встану и уйду. В конце концов, есть ещё яды, стрелы, костры и прочие способы побыстрее вырваться на свободу…
- Неисповедимы пути Господни, - произнёс Виктор в пространство. – Чего же ты хочешь от меня? Зачем ты здесь?
«Потому что я тебя люблю», - хотела я бросить привычную фразу. И прикусила язык. Поскольку осознала, что не могу в данный момент с полной уверенностью сказать о себе, что я кого-то люблю или, напротив, испытываю к кому бы то ни было обиду и ненависть.
Меня охватило странное чувство абсолютной нереальности происходящего. Я будто увидела всю сцену со стороны: посреди залитого апрельским солнцем города, в центре маленькой площади перед церковью, на скамеечке под каштаном сидят двое – католический священник и прОклятый всеми чёрт – и ведут проникновенную беседу о превратностях судьбы.
Картинка выглядела до того бредовой, что я хихикнула. Эта сцена была бы ещё хоть как-то уместна на страницах сюрреалистического романа – но уж никак не в жизни, ни Виктора, ни моей.
И тут я поняла, что всё это действительно происходит со мной. До сего момента я как-то умудрялась ускользать от размышлений о своём новом статусе. Да, я жалела себя и даже плакала по ночам в подушку. Но в уютном и тихом жилище Фламмеля так легко было прятаться от принятия самой горькой правды, касающейся настоящего и будущего. А вот теперь, в отвесных солнечных лучах, в резких тенях и контрастах, моему сознанию, наконец, явилось во всей своей неумолимости монументальное НИКОГДА.
Я НИКОГДА не вернусь больше на своё тёпленькое рабочее место, где так сподручно было изображать из себя Голос Совести, собирая законную дань с мятущихся грешных душ. Я НИКОГДА больше не окажусь в кругу своих бывших приятелей – равная среди равных. Я НИКОГДА не буду больше парить над земной твердью в потоках невесомого эфира. Огненной стрелой НИКОГДА не прошью я слой кучевых облаков, купаясь в зарождающемся дожде. Долгие, бесконечно долгие годы обречена я ползать в пыли и грязи, среди созданий примитивных, грубых и абсолютно мне чуждых, к тому же – ненавидящих меня всеми фибрами своих жалких душонок. Так должник ненавидит кредитора, которому обязан – но очень не хочет – возвращать крупную сумму. Так преступник ненавидит стражника, отправившего за решётку его подельников. Так ненавидит и облаивает – а то и разрывает в клочья! – чужака стая бродячих псов… Более того, я обречена терпеть на собственной (теперь уже собственной!) шкуре все их постыдные слабости и недуги.
Вся бездна унижения, вложенного в постигшую меня кару, наконец, открылась мне в полной мере.
- Чего ты хочешь от меня? – повторил Виктор настойчивее, заметив мою заторможенность.
- Помоги мне, - прошептала я, всё ещё оглушённая только что осознанной истиной.
- Помочь – тебе? Как? И, кстати, почему именно я?
- Научи меня жить среди людей. У меня теперь нет выбора.
- Я, всё-таки, не могу тебе полностью поверить. Боюсь, ты снова затеваешь какую-то нехорошую игру… И попытаешься меня использовать, не раскрывая своих целей…
- Ты сказал: «боюсь»? Вот вечно вы все, люди, чего-то боитесь. Только и делаете, что живёте в постоянном страхе. Вот оно, ваше основное человеческое чувство! Не любовь, не ненависть… Страх. Вы все заражены хроническим страхом. И я теперь, вместе с вами…
- Тебе-то чего бояться? Кроме, конечно, гнева Божьего.
- Ха!... Не далее, как сегодня утром, я испытывала дикий страх от одной только мысли о том, чтобы выйти из дома на улицу. И пока Фламмель надо мной не поколдовал…
- Фламмель?
Кажется, я опять сболтнула лишнее.
- Ты его знаешь? – спросила я.
- Ты имеешь в виду Николя Фламмеля? Если речь о нём, то да, знаю. Он ведь живёт в моём приходе. И регулярно делает весьма щедрые пожертвования на нужды церкви.