Страница 3 из 68
Глава первая
«Мои кошмары начались с одиннадцати лет, но лишь один я запомнила на всю оставшуюся жизнь. Именно после него произошёл значимый поворот на перекрёстке судьбы. Насколько правильным оказался мой выбор, я и поведаю тебе, мой дорогой читатель».
Из дневника Анны Уилсон
Темнота, распростёртая на многие мили вокруг, – неприветливая хозяйка, облачённая в мрачные одеяния, чья вязкость может вполне посоперничать с топкими болотами. Они затягивают в свою бурлящую сущность за считанные минуты и больше не отпускают на волю, навсегда заковывая во мраке. Вот только у этой тьмы своя политика. Она - полная противоположность топких мест и отдаёт предпочтение долгим играм, больше наслаждаясь страхом жертвы, нежели её мгновенной смертью. Поэтому тьма- по давно заведенному обычаю- оскалилась на зашедшую к ней во владения девушку, не предвещая той скорой смерти или быстрого успокоения. Тьма игралась, насмехалась над совершенно беспомощной игрушкой, и вроде бы от этого должна была начаться паника, внутренности должны были в узел завязаться от дикого страха, но ничего подобного не произошло. Даже спустя двадцать долгих минут. Потому что девушка, тонущая в этой тьме мучительно медленно, не запаниковала: дышала ровно, не плакала и её сердце не готовилось пробить грудную клетку. Она была давно привычна к этому пограничному состоянию. И потому её спокойствие было совершенно в своём великолепии, что отдалённо напоминало состояние медитации, полного входа в транс или чего-то ещё, похожего. И тьма, обескураженная неправильным поведением на её территории, отступила. Дала ей прийти в себя после длительного нахождения в беспамятстве, бесцеремонно выбрасывая в реальность.
Анна пришла в сознание, рывком выходя из того липкого состояния полной беспомощности. В глаза словно песка насыпали и открыть их она смогла только по прошествии двух минут. Однако даже когда это удалось сделать, картина нисколько не изменилась. Как и в недавнем пограничном состоянии, вокруг царила темнота, которая теперь действительно пугала: от неё хотелось избавиться также, как избавляются от прилипшей паутины.
«Расслабляться здесь смертельно опасно» – главное правило набатом стучало в голове, назойливо напоминая об опасности, но сейчас для девушки это казалось не столь важным.
Её состояние находилось далеко от идеального: Анну подташнивало, а голова кружилась так, что даже темнота будто кружилась вокруг неё неким мороком, наведённым специально.
Мысли находились в хаосе, хотя мозг и начинал предпринимать попытки проанализировать ситуацию. Она смутно помнила происходящее с ней до момента вынужденного падения в беспамятство. Возможно, её снова похитили? Или ей это снится? В мыслях была пустота и память не желала восполнять пробелы, оставляя в полном неведении о происходящем. Но стоило вернуться всем ощущениям, как Анна замерла от осознания, что это- вовсе не сон, уж слишком реалистично ощущался дискомфорт в затекших мышцах. Она знала, что паника появится позже, когда признает своё положение, вот только от этого легче не становилось. После многократных похищений, Анна привыкла, что бывает больно до дикого визга, привыкла к состоянию тихой истерики, как и привыкла к тому, что зачастую её похитители любят надевать на голову жертве мешок. И как во многих крутых фильмах этот мешок обязательно пыльный, но в этот раз он хотя бы не пахнет тухлой рыбой и – спасибо! – не грязный. Она могла даже рассказать много различных вариаций на тему того, что могут сделать с ней похитители когда вернутся, а при желании – могла бы даже продемонстрировать. Но от этого не изменилось бы её шаткое положение. И от страха эти знания не спасали. Тем более, она не любила боль.
Анна не могла сосредоточиться на чем-то конкретном, но когда прошло ещё немного времени и думать стало легче, она попробовала встать. Попытка провалилась даже почти не начавшись, потому как запястья и лодыжки тут же отозвались дикой болью и девушка поняла – связали крепко, затягивая туго и практически пережимая кровоток.
Мысли внезапно встали в нужные пазы, в голове стало кристально ясно и холодный пот прошиб мгновенно: лоб покрылся испариной, а ткань футболки неприятно прилипла к спине. Пройдя через привычную стадию отрицания Анна отчётливо осознала – её действительно в очередной раз похитили. И вот тогда страх разлился внутри, подобно быстротечной реке, и захватил в свои сети крепко, связывая конечности путами ужаса, помимо стягивающих кожу верёвок, и забытые на пару месяцев боли от давних ран скрутили в приступе агонии. Словно их вскрыли скальпелем без анестезии.
Анна кричала срывая горло, но это не даровало и капли успокоения - страх разрастался небывало быстро, захватывал разум и топя в панике.
Когда голос охрип, девушка смогла лишь отчаянно всхлипнуть и дёрнуться, а потом внезапно поняла, что её руки свободны от веревок и по запястьям уже не бежала кровь от стёртой кожи – верёвка была похожа на леску и Анна не удивилась бы окажись она и правда ей.
Сдёрнув с головы мешок, она медлила пару мгновений, не понимая, что здесь происходит. Боли в стёртых запястьях больше не было, да и горло внезапно перестало болеть хотя было сорвано криками ещё минуту назад. Творилось что-то непонятное.
Боясь упасть в обморок, вставшая с места Анна пошатнулась, успевая вцепиться во вмонтированное в пол кресло, на котором сидела до этого связанная.
Сделала шаг в сторону: босые ноги коснулись каменного пола, но вместо ощущения жгучего холода, при следующем шаге, утонули в какой-то тёплой жиже. Девушка содрогнулась, моля всех известных богов, чтобы там оказалась простая вода, хотя уже по ощущениям поняла, что это далеко не так.
Ну почему бы не прорвало трубы в этом холодном подвале? Почему уборщица, например, не могла пролить воду из ведра?
Активно работающий мозг тут же отмел столь неправдоподобные версии, потому как в этом подвале нет ни одной трубы, а уборщица сюда ни за что не стала бы спускаться, боясь наказания. Об этом Анна осведомлена ещё с детства, с того момента как впервые забрела сюда, играя в прятки.
Подвал собственного дома она знала как никто другой, также как и то, чем занимался здесь отец со своими подчиненными и как именно пытал неугодных ему людей.
В этом подвале вообще ничего нет и не было из того, что хотелось бы увидеть Анне. Потому как лучше бы здесь находился винный погреб, нежели пыточная.
Однако сейчас все мысли сводились к одному ответу о субстанции под ногами: сколько бы Анна не придумывала версий для успокоения себя же, известный давно ответ никуда не денется. Знакомый запах железа и чего-то солёного, запах, от которого мутит всегда, даже когда она ранит собственные пальцы порезавшись о лист бумаги.
Кровь, в которой она стоит босыми ногами всегда останется кровью. Глупо надеяться на то, что когда-нибудь это изменится. Кровь всегда будет преследовать её. Чужая кровь. А где столь много крови, там и трупы. Обезображенные и всегда с глупыми выражениями лиц, что застывают маской на них перед смертью.
Анна пошла дальше по трупам, по лужам крови, мешанине внутренностей и не чувствовала ни страха, ни отвращения, ни рвотных позывов. Она не чувствовала ничего. Абсолютная пустота зияла там, где у обычных людей располагается сердце – простая вроде мышца гоняющая кровь, а на деле ведь важнейший орган.
И вроде должна была уже захлебнуться собственной кровью, должна была упасть замертво без сердца, но что-то не даёт ей этого сделать. Что-то настойчиво толкало под коленки, заставляло идти вперёд и смотреть на горы обезображенных трупов под ногами с интересом серийного убийцы, который оценивает работу другого психа и будто восхищается тонкой работой, делая пометки для себя.