Страница 10 из 94
- Ася, смотри, что я нашел в лесу. - Он протягивал мне какую-то коробочку, из которой торчали проводки, не обращая внимания на раненое предплечье. Я же не обращала внимания на протягиваемую мне коробочку и указала на предплечье, как бы спрашивая: «Что случилось?». Он только мельком взглянул на себя:
- А, это? Ерунда! На сучок напоролся. Но посмотри, что я нашел. Я сейчас попробовал подключить её к батарее. Там такое! Не поверишь! – И хотя его глаза горели прямо-таки детским восторгом, его рана меня беспокоила больше, чем какая-то пластмассовая ерунда с её неведомым содержимым. Не став дослушивать, кинулась к аптечке, вытащив антисептик и бинты, побежала обратно в гостиную.
Подскочив к супругу, начала стягивать с него рубашку, он пытался сопротивляться, но потом сдался. Когда я раздела его, на меня ушатом ледяной воды обрушился шок. Первое, что предстало моему взору, была его грудь. Вся истерзанная и исполосованная шрамами. Казалось, что его зашивал не хирург, а какой-то мясник или коновал. Уродливые шрамы пересекали его торс. Я стояла, не в силах отвести взгляд, и, кажется, перестала дышать. Из оцепенения меня вывел его голос.
- Ну что, красавец? Правда? – Злобная гримаса исказила лицо мужчины. Я заставила себя отвести глаза от груди и уставилась на руку – зрелище тоже было не самым лучшим: из неровной раны на бицепсе текла кровь. Я принялась обмазывать септиком края, накладывать тугую повязку, и к утру, как я предполагала, она начала бы затягиваться новой кожицей, а к вечеру следующего дня из неё прекратится сочиться сукровица, потом и вовсе она начнёт заживать и можно будет снять повязку. Сосредоточенная работа отвлекала от мыслей о его шрамах, но как он поранился? Ветка? Что же это была за ветка такая? Заточенная, что ли? Края раны были ровные, как будто его кто-то сильно полоснул ножом по руке. Но кто у нас может быть способен на такое?
В Обществе не было преступности, не было воров и убийц. Мы знали об их существовании только понаслышке от педагогов. До реформы в деторождении детей каждый год тестировали и, если замечали какие-либо отклонения, забирали в коррекционные школы и Лагеря, там из них выращивали полноценных граждан. Говорят, врачам даже удавалось удалить у них ген, отвечающий за преступное поведение. Но тридцать лет назад рождение детей было не рекомендовано. И постепенно рожать перестали, сейчас если ячейка хотела завести ребёнка, вызывался сотрудник Комитета, который брал специальные анализы у супругов. Потом в лабораториях все данные ДНК объединялись, убирались гены с дефектами, и через пару месяцев у родителей появлялся здоровый и красивый малыш. Не было периода беременности, мешающего труду гражданина, не было излишне скорого и абсолютно не нужного дополнительного старения организма, ребёнок не болел и не требовал излишней опеки, поэтому мать могла через несколько месяцев выходить на работу, а ребёнка отдавать в сад. Ещё среди моего поколения можно было найти рождённых, а не выращенных детей, например, мы с Филькой были рождёнными. Возможно, если бы я была выращенная, я бы не онемела, и моя жизнь была бы другой. В общем, таких, как я, в нашем селе было не много, даже в те времена не все решались рожать, представляя трудности, связанные с этим процессом.
Поэтому думать, что на моего мужа кто-то напал, было не просто странно, а скорее глупо. Но как же он заполучил рану?
Когда перевязка была закончена, а мой мозг и руки уже не занимала необходимая работа, взгляд опять метнулся на обнаженную грудь мужчины. Мне до боли в сердце, до судороги в сцепленных в замок пальцах было жаль его. Возникло неожиданное желание обнять и пожалеть мужа, в моей всем сочувствующей душе родилось понимание того, сколько ему пришлось пережить, сколько боли перенести. Мы так и сидели в коридоре, он на полу, а я - присев на корточки рядом с ним. Я смотрела на его грудь, а он на меня, силясь что-то увидеть в моём лице. Возможно, он ожидал, что я почувствую отвращение. Но шрамы не пугали, они лишь завораживали меня. В какой-то момент я неосознанно потянулась и коснулась кончиком пальца одного из них. Герман вздрогнул, а я тут же отдёрнула руку, засуетившись, собрала остатки медикаментов и спешно ретировалась, унося аптечку. Сердце отбивало бешеный ритм, а голова кружилась от переизбытка кислорода, потому что дышала я быстро и глубоко, даже горло саднить начало. А где-то в глубине живота сворачивалось в тёплый клубок неведомое доселе ощущение.
- Ася? - позвал меня супруг, в его тоне скользила какая-то нерешительность или даже робость. Я встряхнула головой, нет, это мне показалось, самоуверенный и резкий Герман не способен на такие эмоции, - может, всё-таки посмотришь на то, что я принёс? Это, правда, очень интересно.
Я вернулась в гостиную, стараясь скрыть нервную и какую-то будоражащую дрожь. Мужчина сидел на диване и прикручивал к принесённой коробочке проводки от батареи.
- Родной аккумулятор окислился, но кислота не попала в прибор, это просто чудо! Я его разобрал и попробовал подсоединить к батарее, и, гляди-ка, заработал! Это же камера! Старая-престарая! Но то, что я там увидел! Ох! Иди! Садись сюда! – Он похлопал по дивану рядом с собой, не отрывая взгляда от внутренностей прибора. Я села. Еще немного поколдовав, он открыл на корпусе меленький экран. - Смотри!
Сначала изображение было очень мутным. Что-то зелёное, трава, кажется. Видимо, оператор на бегу случайно нажал клавишу записи.
- Петь, ну где ты? – послышался девичий красивый голос.