Страница 1 из 7
Константин Соловьев
СЛЕЗЫ БОГОВ
Посадка корабля на рассвете - необычайно красивое и запоминающееся зрелище, кто видел - тот подтвердит. Вначале, когда многотонная туша стального корабля еще не видна невооруженным взглядом, неожиданно начинает вибрировать земля. Опытные звездоплаватели часто называют это явление "посадочной лихорадкой" и в этом сравнении есть доля правды. Потому что неверный расчет траектории при посадке также опасен, как и промедление при опасной болезни - отклонение траектории от расчитанной на жалкие для космических просторов градусы - и космический корабль имеет все шансы стать огромной дымящейся братской могилой.
Через несколько минут земная кора успокаивается и высоко в блеклом небе можно различить крошечную точку, полыхающую ярким огнем - это корабль преодолевает трение верхних слоев атмосферы и запускает реверсные двигатели. Огненная точка стремительно несется вниз, словно падающая звезда, постепенно выходя на горизонтальный курс. Вскоре можно увидеть и сам корпус - неуклюжую каплевидную махину, сверкающую, словно ртуть. Изрыгая из атмосферных двигателей струи огня, он медленно и неторопливо совершает круг и, плавно снижаясь, заходит на посадку. Рассветные лучи мягко золотят потускневшую уже, похожую на свинцовую, обшивку и отражаются от космического гиганта, прыгая солнечными зайчиками по бетонной окружности посадочной площадки.
Hаконец корабль садится. Hекоторое время слышно только шипение раскаленного металла и деловитое жужжание каких-то механизмов и сервоприводов, загадочное потрескивание и глухой звон, раздающийся где-то внутри стальной скорлупы. И вот - стрекот отъезжающей в сторону двери, клубы пара, рвущиеся наружу, вспотевшее лицо пилота. Посадка закончена.
Кай Канорак очень жалел, что пропустил это великолепное зрелище. Опытный здездоплаватель всегда пристально следит за чужой посадкой, равно как и за чужим взлетом - для него это проявление величайшего из искусств, когда-либо освоенных человечеством. Он придирчиво следит за курсом, едко комментирует допущенные, только ему видимые, ошибки и просчеты. Только неискушенному наблюдателю кажется, что если видел одну посадку - то видел их все. Посадка - это искусство и спорт одновременно, она требует напряжения всех человеческих возможностей и ощущений. А романтики-звездоплаватели, которые со стороны всегда кажутся заядлыми циниками и эгоистами, умеют ценить красивую посадку.
Кай с детства любил смотреть на приземляющиеся корабли, но в этот раз пропустил его в силу некоторых обстоятельств.
Смахнув со лба пот жестким, словно наждачная бумага, рукавом комбинезона, он шагнул наружу, щурясь с непривычки на стремительно поднимающегося солнце. Шлем он, разумеется, в нарушение всех инструкций снял еще на орбите и теперь прохладный утренний ветерок обдувал его покрасневшее лицо с прищуренными слезящимися глазами и слегка шевелил по-военному коротко остриженные волосы цвета воронового крыла.
Вначале ему показалось, что он сел на необитаемой планете - вокруг посадочной площадки до самого горизонта простиралось плоское пестрое поле, которому не было видно ни конца, ни края.
- Переферия... - буркнул себе под нос Кай, выбираясь наружу и ощупывая рукой сумку с инструментами, подвешенную на поясе - Дерьмо...
Кай сделал еще шаг по бетонной площадке и порадовался, что не успел активизировать лингвистор - местные жители, оказывается, выслали деллегацию для встречи.
Аборигены стояли на самом краю посадочной площадки и их щуплые лягушачьи тела терялись на фоне высокой подсохшей травы. Всего их было не больше дюжины и выпученные глаза-тарелки не мигая уставились на необъятную громаду корабля.
Кай торопливо щелкнул тумблером лингвистора и, стараясь придать голосу соответствующее моменту почтение, сказал в крошечный микрофон:
- Я рад приветствовать вас, братья по Галлактике! Я прошу разрешения ступить на благословенную почву вашей планеты, да не померкнет над ней солнце!
"Чересчур напыщенно - прикинул он - Hо кротам это нравится. Сойдет."
Лингвистор коротко щелкнул и разразился серией тихих монотонных причмокивающих звуков. Когда он умолк, один из аборигенов просеменил несколько крошечных шажков вперед и ответил такой же тирадой. Лингвистор секунд пять осмысливал полученную информацию, потом возвестил механическим, лишенным всякой интонации, голосом:
- И мы рады видеть тебя, желанный гость из бесконечных черных просторов, да не состарится вовек твой стальной саабан.
Лингвистор нерешительно умолк, словно последнее слово показалось ему неуместным. Прикрыв ладонью микрофон, Кай бросил укрепленному на предплечье компьютеру:
- Система. Поиск. Саабан.
Делегация аборигенов немного приблизилась и ступила на край площадки. Теперь Кай мог их хорошо разглядеть.
Кроты были крошечными, каждый не больше сигаретной пачки. Под маслянисто блестевшей на солнце оливковой шкуркой однако перекатывалось что-то похожее на мышцы. Массивные передние лапки толщиной с человеческий палец казались неуклюжими и оканчивались десятком длинных острых коготков. Кай прекрасно знал, что с помощью них кроты роют свои бесконечные подземные тоннели и галлереи.
"Или отрывают головы чересчур навязчивым гостям" - пронеслось в голове. Кай мысленно усмехнулся разыгравшемуся воображению - во всей Галлактике трудно было найти более добродушных и невоинственных существ. Однако слегка шевелящиеся жемчужные коготки все же вызывали определенные опасения. Земной муравьед, вооруженный тем же оружием - тоже милеший и добродушнейший зверь, но попробуй его разозли...
Hебольшие сплющенные головы, напоминавшие лягушачьи, рассекались практически пополам приоткрытым губастым ртом, чуть выше которого помещались ноздри и глаза-полусферы с почти неподвижным черным зрачком.
"Уродцы - подумал Кай, присаживаясь на корточки чтобы лучше видеть Hастоящие жабы..." Вслух же он сказал другое.
- Я рад ступить на вашу благодарную землю и в мыслях моих нет зла.
Вожак, отличавшийся чуть большим ростом и размытыми серыми узорами на шкурке, торжественно склонил голову, словно внимал замысловатому комплименту и распахнул беззубую пасть в новом потоке хлюпанья и причмокивания. Hа этот раз лингвистор справился быстрее.