Страница 2 из 8
У Ларионова дома тоже была девушка, которую родные упорно прочили ему в жёны. Дина Орлова ― на два года моложе Ивана, из такой же семьи «питерских интеллигентов», умная, образованная, весьма привлекательная, в меру скромная. Закончила факультет иностранных языков, трудилась переводчиком в одном серьёзном научном журнале. В общем, всё бы ничего, и им бы с Иваном пожениться. Но ему она казалась какой-то уж слишком правильной, слишком хорошей. Очередная «странность». Словом, молодой человек почувствовал, что не сможет быть с ней счастлив, да и её не сделает счастливой, поэтому ничего путного из попыток их родственников свести вместе парня и девушку не вышло.
Иван старался не вспоминать о Дине – она принадлежала прошлому. У него же было достаточно дел в настоящем. Гуманитарный конвой, в составе которого он находился, только что выехал из небольшого городка, где пришлось срочно спасать десятки людей после взрыва смертника на городском рынке. Врачи сделали, что могли, но, увы, спасти удалось далеко не всех. Теперь Иван уже реагировал на смерть своих пациентов не так болезненно и остро, как в первые месяцы, хотя каждый раз парня на какое-то время захватывало чувство вины. Как будто он мог сделать что-то большее, чтобы спасти их, но не справился. Вредное чувство – Иван даже ходил к психологу, чтобы тот помог избавиться от него, но до конца этого пока так и не удалось сделать.
Теперь же конвой, в составе которого находился Иван, двигался на юго-восток страны, в одну деревню, название которой читателю всё равно ничего не скажет, поэтому не будем его и не упоминать. Её жителей, на их счастье, никогда не захватывали боевики, так как поселение находилось в стороне от нефтяных месторождений, но из-за общей ситуации профессиональная медицинская помощь там была как нельзя кстати.
Люди провели в дороге более четырёх часов, но по приезде им некогда было расслабляться – жители деревни ждали помощи. Полевой госпиталь развернули прямо на рыночной площади, там же началась раздача продуктов населению, которое составляло примерно триста пятьдесят человек. И все эти люди стали постепенно стекаться сюда. Приходили семьями, причём часть её членов занималась получением продовольствия, в то время как другие, в основном, женщины и дети, спешили именно за медицинской помощью. Они готовы были отстоять не один час в очереди на осмотр, терпеть палящий зной, зная, что по-другому выяснить своё состояние и вылечить мучившие их недуги вряд ли удастся.
В какой-то момент к Ивану подошла молодая женщина, которая вела за руку маленького мальчика – своего сына. Типичная крестьянка, костюм которой состоял из шаровар, кофты из синей хлопчатобумажной ткани, и головного покрывала. Довольно симпатичная, не больше двадцати пяти лет, но тяжёлая работа и общая обстановка последних лет успели уже оставить на её лице свой отпечаток.
Пока Иван осматривал ребёнка (в условиях ограниченного количества педиатров это зачастую приходилось делать врачам общей практики), они разговорились. Женщину звали Хафиза Гафар, а её шестилетнего сына – Сабир. Она всю жизнь прожила в этой деревне, и муж её, Амин, тоже местный. Он в это время как раз получал для их семьи продовольствие с другой стороны лагеря. А ещё у неё была мать по имени Асала Хани. Она серьёзно болела, и это, естественно, очень беспокоило Хафизу. Мать жила отдельно, в своём собственном доме, и за ней приглядывал её брат Мустафа.
– Мне очень неловко просить вас, я вижу, как вы заняты… но не могли бы вы сходить со мной и осмотреть маму? Дело в том, что никто из нас не знает, чем она точно больна; маму беспокоят очень сильные головные боли, она даже перестала выходить из дома. Я боюсь, что это рак.
– Да, конечно, я охотно помогу, чем смогу, – откликнулся Ларионов. – Но может ли это подождать до вечера? Мне нужно закончить приём пациентов здесь.
– Да-да, я всё понимаю. Я вернусь сюда вечером, хорошо?
Они договорились встретиться на том же месте в семь часов вечера. Хафиза пришла минута в минуту, и Иван, взяв сумку с медицинскими инструментами и кое-какими лекарствами, поспешил отправиться с ней. По дороге он не упустил возможности ещё раз осмотреться вокруг.
Дома в наваджастанских деревнях обычно стоят на очень близком расстоянии один от другого. В большинстве случаев их возводят из глины, лишь в горных районах преобладает каменная кладка. Крыши, как общее правило, плоские и служат одновременно террасами.
Иван и Хафиза быстро дошли до нужного места. Это был обычный крестьянский дом, хотя и не самый бедный – здесь имелся дворик с хозяйственными постройками для скота, для хранения сена, дров и тому подобного. Внутри здание состояло из двух комнат площадью по десять-двенадцать квадратных метров и высотой не больше двух метров. Пол земляной. В каждой комнате имелось по окну. Очаг, сложенный из нескольких камней, был устроен в первой комнате, стены в которой были сильно закопчены, так как дым выходил через отверстие в потолке.
Вторая комната служила спальней, и в ней Иван нашёл свою пациентку – женщину лет пятидесяти, худую и измождённую, лежавшую в углу на старом тюфяке и периодически тихо стонавшую. Её брат оказался полноватым мужчиной лет на пять старше и почему-то вызвал у Ларионова инстинктивное отторжение – похож на этакого святошу, претендующего на статус истинного правоверного.
Он неохотно согласился, чтобы Иван осмотрел его сестру, и только, когда Хафиза обратилась напрямую к матери, и та не особо воодушевления такой перспективой, тем не менее, согласилась, вышел вместе с племянницей с соседнюю комнату. Ларионов приступил к осмотру, задавая Асале Хани вопросы о тех симптомах, что у неё имеются. Выяснилось, что уже несколько недель она страдала от беспричинных сильных головных болей, которые появлялись совершенно в разное время дня и ночи. Женщина плохо спала, потеряла аппетит и вообще, казалось, была настроена очень пессимистически.
– Не трудитесь, молодой человек, мне уже не помочь. Моя дочь зря вас побеспокоила. Что бы это ни было, я заслужила эту боль.
– Почему вы так говорите? – удивился Иван.
– Это из-за Салемы. Я очень виновата перед ней. И теперь я терплю заслуженные муки…
– Из-за Салемы? А кто это?
– Я очень виновата…
Мужчина провёл у больной около получаса, но так и не смог добиться от Асалы, что она имела ввиду, и кто такая Салема. А что касается её болезни, то без должного медицинского обследования сказать точно было нельзя, но опасения Хафизы о раке мозга, скорее всего, подтверждались. Ивану так не хотелось этого говорить, чтобы не расстраивать эту славную молодую женщину, искренне любящую свою мать, но врать он тоже не мог.
Хафиза быстро смогла подавить набежавшие на глаза слёзы. Ларионов постарался уверить её, что не всё ещё потеряно, и при должном лечении её мать сможет полностью излечиться. К тому же, он не мог быть на сто процентов уверен в диагнозе, пока не проведено компьютерное исследование мозга.
– Можно договориться, чтобы вашу мать отправили в Россию, например, в Санкт-Петербург. Уверяю вас, Хафиза, что наши врачи смогут быстро всё выяснить!
– Поймите, Иван, мама не хочет никуда ехать. Она готова умереть здесь, в своей родной деревне. И в этом проявляет поразительную настойчивость… Прямо как когда-то в вопросе о Салеме, – задумавшись, произнесла женщина.
– Кстати, а кто эта Салема? Ваша мать сказала мне, что очень виновата перед ней, и эту болезнь считает своим наказанием…
Стоявший рядом с ними Мустафа, который до этого лишь слушал разговор, прервал Ивана, выразительно хмыкнув:
– Ещё бы не наказание! Связалась тогда на свою голову с шайтановым отродьем! Говорил же я ей…
– Дядя, прошу тебя!
– Сама ведь всё знаешь! – И, махнув рукой, Мустафа удалился на улицу подышать свежим воздухом.
Ларионов же вопросительно уставился на девушку. Она с сомнением посмотрела на него, потом глубоко вздохнула, и сказала:
– Хорошо, я расскажу вам. Вы – не местный, и возможно, сможете понять мою мать, если, конечно, поверите в то, что услышите.