Стрелок

Как сквозь вату, я услышала чьи-то голоса, звук шагов. Почувствовав слабость, я опустилась на пол и, прижавшись спиной к стене, терпеливо ждала, когда откроется дверь. И вот в кабинет влетела обеспокоенная Таисия Антоновна, мой секретарь с неизменным блокнотом в руках. А следом ввалилось ещё несколько совершенно незнакомых мне человек. Таисия было ринулась ко мне, но я уверенным жестом остановила её, давая понять, что мне нужно побыть одной. Она неуверенно кивнула и, пятясь, вышла из кабинета, попутно вытолкнув и возмущённых посетителей.

Проглотив подступивший к горлу ком, я зарыдала…

 

***

Мила.

Безвременье.

 

Холод. Он был повсюду. Укрывал снежным одеялом. Проникал под кожу. Обжигал. Не давал дышать. Ледяной огонь вспарывал легкие, вспенивал кровь в венах. Мила дрожала. Зубы выбивали чечетку так, что она едва не прокусила себе язык. Босые ступни занемели и посинели. Кое-где багровели язвы. Кровь на шее запеклась, а шрам чесался. И Мила не могла вспомнить, откуда он. Как и все глубокие порезы по ее обнаженному телу.

Снег застилал глаза, инеем оседал на ресницах. Снег не таял, касаясь ее, становился второй кожей, облепляя Милу. Снег дарил тепло. Или Миле так казалось? Она плохо понимала, где находится. Вокруг стеной высились мрачные сосны, лицо царапали колючие еловые ветви. Солнце слепило, но не грело. И оно все время оставалось в зените. Сперва это пугало. Как и холод. Но спустя несколько миль – Мила упорно считала шаги, мерила ими пройденное расстояние – ее перестало это волновать. Осталось лишь одно желание – выжить.

Чтобы утолить жажду, Мила ела снег, смешанный с грязью и пожелтевшей хвоей. Во рту оставался горький привкус смолы. Силы иссякали, тошнило, в глазах темнело. Но она шла, едва волоча занемевшие ноги по снегу. Изредка проваливалась в сугробы и теряла сознание. Приходила в себя и снова плелась вперед. На север, юг, запад, восток – все равно куда, только бы к людям. Туда, где есть жизнь. Кривые корни цеплялись за лодыжки, и Мила падала, сдирая руки, разбивая лицо. Слезы смешивались с кровью, леденели, разрывали кожу на щеках. Волчья яма встретила острыми кольями и таким долгожданным покоем.

Рот затопила горячая кровь, утоляя жажду. Мила захрипела, закашляла. Легкие обожгло. Она слабо улыбнулась, не сводя глаз с пробившего ее тело багрового кола. Ощутила, как усталость взяла верх, позволяя ей уснуть. Где-то вдали завыли волки. Голоса, наполненные злой болью, приближались. Их было много. Мила могла различить каждый. Следом появились звери. Они окружали ловушку, ставшую ее могилой. Склоняли морды и плакали. Мила видела их бирюзовые слезы в не по-звериному умных глазах.

— Не плачьте, - хотелось сказать, - мне хорошо.

Но вместо слов – хрип.

«Потерпи, любимая, - голос в голове, хрусткий, как снег. — Он тебя спасет. Все будет хорошо».

Голос баюкал, а волчий нос не давал уснуть, тыкался в щеку, щекотал горячим дыханием.  Снежно-белый матерый зверь смотрел на Милу синими глазами. Называл любимой и звал его. Вожака. Человека с волчьей душой.

Он пришел, когда сумерки расползлись по лесу, туманом цепляясь за разлапистые ветви. Мила уже не видела его, только отблески костра и исчезающее алое солнце. Слышала слова. Мелодичные, как журчание ручья. Завораживающие. Чувствовала обжигающую кровь, льющуюся в горло, по щекам, шее, груди. Живое тепло рядом. Тепло, дарующее сон. Исцеляющий, возвращающий к жизни. 

 

***

Кира.

Штрихи памяти.

 

Так странно вспоминать то, что старательно заставляла себя забыть. И у меня ведь вышло, хотя я до конца не верила в силу магии Мудрецов. А она оказалась действенной, раз в Максе я не узнала Марка Йенсена. Мужчину, с которым мне впервые за восемьсот лет захотелось стать нормальной, обычной женщиной, нарожать ему кучу детей и умереть в глубокой старости. Но нет же, ему было мало того, что я любила его безрассудно и отчаянно, никогда не прося чего-либо взамен. Он выяснил (я до сих пор не знала, как он это сделал), кто я на самом деле, и почему-то решил, что сможет принять меня настоящую. Он ещё тогда так искренне радовался, что нашёл «родственную душу». Странно… 

Впрочем, вполне возможно, у нас бы и вышло жить долго и счастливо. Теперь я уже не уверена, что поступила правильно, бросив его. Тогда и теперь…

Но прошлого не воротить, и в то далёкое утро Миранда Брайс навсегда исчезла из его жизни…

Марк сладко спал, смешно посапывая, как младенец, и улыбался. Я смотрела на него, спящего и такого красивого, и слёзы сами наворачивались на глаза.

Ну почему всё так? Это несправедливо!

«Кто бы говорил о справедливости, – ехидно зашептал внутренний голос.  — А не ты ли всё это время его обманывала? Скрывала, кто ты на самом деле? А когда он узнал и принял тебя такой, какая ты есть – ты снова его обманула!»

Я слышала, как противный голос внутри меня захохотал. Я вздохнула. А и правда – чего на судьбу сетовать?  Я сама во всём виновата. Сама! Он самый обычный мужчина, который сунул нос, куда не надо. Я уже встречала таких, как он. Немного магии – и человек напрочь забывает обо всём, что я пожелаю. А с Марком я просто расслабилась. Захотелось побыть беззащитной, вот и потеряла бдительность. Не заметила, как мы переступили черту. Но я всё исправила: больше он не вспомнит Миранду Брайс. Когда он проснётся, меня уже здесь не будет. И его жизнь вернётся в прежнее русло, как и моя. Но почему тогда так больно?