Страница 7 из 87
Дженни ощутила, как ее захватывает ритм толпы, она показалась себе крупинкой соли, брошенной в воду – вот-вот растворится в городе, толпе, крике и толчее. Похоже, и Эрик почувствовал что-то в таком роде, потому что пробормотал:
- Если здесь такие улицы, то что же происходит на рынке?
Казалось, странствию не будет конца. Но вот Папаша свернул к зданию, перед которым толпа была особенно густой.
- Ага! – бросил он через плечо. – Вот то, что нам нужно!
***
Дженни, торопясь за ним, едва успела окинуть взглядом фасад здания, выкрашенный желтой краской и вывеску: «Зоркий глашатай». Странное название, подумала она, входя за Бурмалем и Эриком в дверь. Она успела спросить брата:
- Что это, гостиница или кабак?
- Газета! Газетная редакция!
Дженни надеялась, что внутри будет поспокойнее, чем на улице, но куда там! По коридорам сновали люди, их было слишком много, и все спешили, хлопали дверями, толкали друг друга…
Тут уж Дженни не выдержала и вцепилась в рукав Эрика, крича ему на ухо:
- И ты держи меня! Если выпустишь, я погибла! Затопчут!
К Папаше обращаться было бесполезно, он целеустремленно продвигался сквозь толчею в поисках чего-то, понятного ему одному. Отыскал какую-то дверь, пинком распахнул ее и ввалился внутрь. Дженни приготовилась к худшему. Если улица была слишком шумной, а коридоры этого странного дома оказались еще хуже, то уж за дверью точно скрывается нечто ужасное. Но… к ее удивлению там был лишь один человек. Более того – этот не носился и не орал, а спокойно восседал за столом, заваленным сломанными перьями, бумагами и всевозможными канцелярскими принадлежностями. Он чем-то неуловимо напоминал гнома из «Дрейкензера и компаньонов», что было странно, ибо этот незнакомец был тощим, долговязым, а перед ним не валялся боевой топор. Вскоре Дженни поняла, что у них было общего с гномом – Бурмаль явился сюда, чтобы заключить сделку.
Начался отчаянный торг, смысла которого Дженни не понимала. Конечно, она слышала о такой штуке, как газета, и понимала, чем занимаются в редакции. Но до сих пор не приходилось иметь дело… Бурмаль требовал, чтобы газетчик сделал какое-то объявление о спектакле, воспевающем и прославляющем грядущую победу Эверона. Однако все, что он говорил, не устраивало человека за столом. Тот задал несколько вопросов о содержании спектакля…Наконец решил:
- Я пришлю своего сотрудника на представление, он посмотрит и напишет необходимый текст.
- Мне это обойдется дороже, верно? – тут же насторожился Папаша.
- Вообще-то, это должно оплачиваться отдельно, - согласился газетчик, - но для тебя я сделаю исключение. Я сам приду, вот что! И сам лично ознакомлюсь с этой постановкой. Эверону давно уже нужно что-то в таком духе. Патриотическое и прекрасное! Бодрое и зовущее! Я давно говорю: Повелители Огня погрязли в своих интригах и не думают о поддержании силы духа в народе, копошащемся у подножия Вулкана. Мы стоим на пороге войны, но народ утратил патриотический порыв.
- М-да, - неопределенно буркнул Бурмаль. – Народ это такая штука, которая постоянно что-то утрачивает, копошась у подножия Вулкана…
- Искусство пробудит в массах силу и готовность к самопожертвованию во имя Родины! – повысил голос тощий газетчик. Он не слушал ответов и говорил так, будто выступает перед большим собранием. - Если спектакль мне понравится, я посвящу ему целую серию очерков. Народ Эверона ждет от нас новых идей!
- И, конечно, мне народные нужды обойдутся в звонкую монету, - поддакнул Бурмаль. – Интересно, почему я, приезжий, должен платить за это?
- Из патриотизма, исключительно из патриотизма! – вдохновенно произнес газетчик. Он встал из-за стола, на глазах преображаясь. На бледных впалых щеках вспыхнул пламенный румянец, глаза засверкали. – Но послушай, сейчас я возьму с тебя по обычному тарифу. Первая полоса, иллюстрации, почет и внимание! Если спектакль мне понравится, то гарантирую скидку. «Зоркий глашатай» - влиятельное издание, мы будем добиваться, чтобы тебе предоставили право показать свое искусство в городском театре. Это тебе не площадь Тысячи Столбов, там плату за вход берут! Но одно условие.
- Ну? – кисло спросил Бурмаль. – Его сияющие перспективы почему-то не воодушевили.
- Мы заключим соглашение: в случае успеха о твоем спектакле пишу только я. Никому, кроме «Зоркого глашатая» ты не скажешь ни слова.
- И обычный тариф за статью? – уточнил Папаша.
- Еще скидка пять процентов, если спектакль мне понравится. Я давно ищу что-то… - газетчик щелкнул сухими желтыми пальцами. – Что-то новое и значительное. Город протух. А ты новый человек с новыми идеями.
- Я новый человек с деньгами, - буркнул Папаша, вытаскивая кошелек, наполненный гномом в «Дрейкензере и компаньонах». – Во всяком случае, был таковым, пока не явился сюда, в редакцию.
У Дженни голова шла кругом от этих разговоров. Какие еще свежие патриотические идеи? Какой театр? И какие, Трохомор помилуй, интриги Повелителей Огня? Какое до всего этого дело им – бродячим актерам? Но Папаша говорил очень серьезно. Дженни умела определить, когда он разыгрывает роль, а когда не притворяется. Сейчас Бурмаль говорил вполне откровенно.
Когда сделка состоялась, и актеры покинули редакцию, Дженни с удивлением поняла, что больше не теряется на улице. Она уже освоилась настолько, что рискнула выпустить рукав брата и догнать шагавшего впереди Бурмаля. После суеты и криков в редакции улица ее больше не пугала. Похоже, впечатления превысили порог восприятия Дженни, крупинка соли растаяла в воде, город растворил пришелицу.