Страница 25 из 97
– Негодника ты в зеркале увидишь, – наверное, я смеялся так, что даже Велизарий баском стал подхихикивать. – Рад тебя видеть…
– А скажи-ка мне, драгоценный мой Арч, – отпуская меня из крепких объятий, оценивающе сощурился Сворк. – Какого демона я тащился в… это место? В лесу медуница в самом соку и мать-и-мачеха зацветает, а здесь и исцелять некого и нечего. Некий шустрый лучник тут уже развлекся…
– Радуйся, – хихикнул я. – Полюбуешься на криворуких стрелков да и домой…
– Ха, – родич чувствительно хлопнул по плечу. – Ты и тут успел! Видели мы, как воинов туземных подучиваешь.
– Надеюсь вас удивить.
– Уже удивил. Иди скорее. Тебя Белый давно поджидает…
Я взглянул ему в глаза в надежде увидеть там предупреждение. В попытке понять, что кроется за этим его «поджидает». Живот тревожно свело, но глаза Сворка смеялись. Я медленно выдул невольно задержанный вдох.
– Тут тебя красавица поджидала, – знакомо хмыкнул отец, когда я, пошатываясь от крепких приветствий родственников, наконец, пробился к нему. – Я уж обрадовался, да кровь дубовицких князей в ней разглядел. Жонка Балора поди?
– Часто приходит, – легко согласился я. С души словно камень свалился. – Просить хочет что-то. Да пока я… болел, не решалась никак.
– Да известно, чего хочет, – погрустнел Белый. – Доведется в Дубровицы попасть, посмотри на князя.
– Доведется ли?
– Скорее всего, – он посмотрел прямо в глаза. Так же, как смотрел тем памятным вечером на тропе с горы Судьбы, выслушав рассказ о мертвой суке и ее щенках. Столько любви и заботы было в том взгляде. Столько гордости и доверия! Бывает и так, что не сказанные слова ласкают лучше сказанных…
– Пошли уже, – подмигнул отец одновременно мне и родичам. – Раз от жен в селище орейское убежали, так пировать будем! А там, глядишь, и время Летящего чествовать настанет.
– Так праздник же только послезавтра…
– Уже? – деланно огорчился лесной князь. Уж ему ли не знать?! – Тем более не стоит терять время!
Веселящейся гурьбой мы двинулись к главному залу.
Давным-давно, еще во времена, когда Спящие ходили по нашей земле, княжьи хоромы выстроили вокруг огромного белого дерева. Старики говорят – боги называли его Светлым Ясенем. И будто бы сами боги принесли сей росток и посадили на месте будущего города.
Под сенью разросшегося древа, сказывают, был разбит прекрасный сад, где вечно цвели прекрасные цветы и птицы не боялись вкушать пищу с рук людей. И именно в честь того, принесенного богами саженца, град и назван был.
Потом боги уснули. Светлый Ясень не пережил первую же суровую зиму. А весной, во время грозы, гигантская молния расколола ствол гиганта. Так, согласно орейским легендам, в брошенный мир, к смерти, голоду и болезням, пришла еще и боль – последний из прощальных подарков Спящих.
Старый Белый и первый Ростокский князь Равор Горестный из пня умершего ясеня приказали вырубить два трона, сидя на которых и провозгласили Ряду. Со временем колючие огрызки покореженных роз вырубили, землю замостили спилами того самого древа и над бывшим волшебным садом построили крышу. Раз в год, перед праздником Ветра, в Росток приезжали завоеватели из Леса, и тогда в Ясеневом зале ставили столы пиры пировать. По Спящим тризну справляли, прощальные подарки проклинали, да тут же и моего ветреного легконогого друга привечали. Сотни горожан да еще столько же гостей из других орейских земель – купцы рядом с воинами, мастеровые с военачальниками, князья с крестьянами – всем по чину было рядом сидеть, как свидетелям Ряды вечной.
С первыми звездами часть крыши над залом снимали – впускали ветер – и тогда сразу становилось ясно: кто празднику рад, а кто с корыстью какой-нибудь в княжий терем пришел. Холод ранней весны мигом выдувал остатки тепла и зубами не стучали только первые – обильно пищу вкушающие да питьем хмельным не пренебрегающие. Иные же, бывало, и трястись начинали.
Потому женщин и детей на этот пир не звали. Другое дело золотой осенью, когда близ Княжих ворот вставала ярмарка. Тогда и из окрестных земель и из Леса множество красавиц собиралось на товары да чудеса иноземные поглазеть. Ну, и друг на дружку, конечно. Сестры вот мои, по полгода хитрой вышивкой маялись, чтоб денек на ярмарке блеснуть.
Кроме того, на весеннем пиру не принято говорить о делах. Да только куда от них деться!? Потому и разрешено гостям и хозяевам на месте не сидеть. Встали, прошлись. Встретились – обменялись парой фраз. Через полчаса снова встретились… Как бы невзначай – еще поговорили. К утру и договорились. Тяжел труд правителя.
Я смотрел, как двигается отец. Как, вроде совершенно случайно, оказывается в компании то с наследником Ростока, то с Вовуром. Как тщательно избегает посла, которого откровенно спаивали воевода с гильдейским старшиной, неустанно вещая о «десятках тысяч умелых воинов из Великого леса».
Принцу пока никто из гостей не навязывался. Кому-то-брат шустро шнырял в купеческих кругах, где его, похоже, принимали за своего. Но ко мне они подошли все-таки вместе. Парель был уже весьма рад празднику.
– Разве твой Басра, жрец, дозволяет отмечать день Ветра? – после коротких приветствий поинтересовался я.
– Ветер – суть явление природы, Всеблагим данное, – зачем-то ткнув пальцем в небо, заявил Парель. – Вот и выходит, что празднование сие не может быть не угодно Ему!
Принц широко улыбнулся – он тоже угощением не брезговал. Я не удержался – засмеялся.