А единороги будут?

– Откуда ты знаешь ту песню… последнюю?

– Ее часто напевала одна леди. Та, что жила здесь до вас.

Я замерла, пытаясь осознать только что услышанное.

– То есть… Вы уже не в первый раз проворачиваете подобное?!

– Второй, – Рикиши кинул быстрый взгляд на меня и уставился в угол комнаты.

– И ее тоже учил ты?

Вау! Судя по неконтролируемому гневу, я не просто ревную. Я в бешенстве. Учил, соблазнял, гулял с ней по городу, играл на своей арфороялине. Сейчас прольется чья–то кровь!

Выдыхаем, успокаиваемся, улыбаемся. Ты тоже не была девственницей до встречи с ним. И он тебе ничего не обещал. Просто…

– Нет, ту девушку учил другой.

Уф-ф! Я сдулась, как воздушный шарик. Расслабила сжатые кулаки. Заметила, что ногти, оказывается, впивались в кожу.

Тут я вспомнила про упоминаемых Марими конкурентках. Нет, учить моих он точно не мог. Просто физически.

– А у той девушки тоже были соперницы, как у меня?

Поместье огромное, здесь даже жилых домов пять штук, так что можно хоть пансионат на десяток учениц открывать и пересекаться друг с другом девицы не будут.

– Да, леди, – в углу комнаты явно прячется что–то интересное, иначе, как еще объяснить тот факт, что Рикиши взгляда от этого места не отводит?

– И у каждой – свой учитель?

– Да, – парень, наконец–то, рискнул посмотреть мне в глаза: – Леди…

– Да?!

– Все будет хорошо! Вы справитесь!

– Спасибо, – я благодарно, но устало улыбнулась. Эмоциональные перегрузки порой выматывают сильнее, чем физические.

Наверное, надо было попрощаться с Рикиши, обнять его, что ли… Он ведь намекнул, что мы больше не увидимся. Хотя, судя по его взгляду, от меня ожидается нечто большее, чем объятия.

Но я стояла и просто молча смотрела на него, запоминала…

В конце концов, он ведь никуда не денется?! А если я завтра буду победительницей, значит, спокойно могу потребовать своего учителя и побыть с ним сколько захочу. Просто… Сейчас я хочу побыть одна. Очень.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, леди.

Когда за парнем закрылась дверь, я упала на кровать лицом в подушку и разрыдалась. Плакала я долго, сначала навзрыд, потом тихо… и не заметила, как уснула.

Разбудила меня Сонола, непривычно рано, еще до рассвета.

– Одевайся и спускайся ко мне, – и, уже от двери, обернулась чтобы ехидно уточнить: – Найдешь, надеюсь?

Я презрительно фыркнула. Комнату, где пороли Рикиши, я найду с закрытыми глазами. Хотя шла из нее злющая и думающая о чем угодно, только не о том, чтобы запомнить дорогу. Но, может, поэтому она и записалась у меня на подкорке.

Так что, надев свое самое любимое платье – фисташковое с черными вставками, идеально гармонирующими с черной лентой в волосах и черными туфельками, я побежала вниз. В голове было пусто, никаких мыслей. В душе – никаких эмоций. Ровно до того момента, как за мной захлопнулась дверь, и я застыла, глядя на распятого у стены Рикиши.

– Пожалуйста, не делайте этого… За что?! – успела я услышать надрывный умоляющий шепот, обращенный к Соноле.

Она стояла ко мне спиной и рисовала на висящем перед ней обнаженном теле острыми ногтями. Очень острыми – я видела стекающие капельки крови. Подойдя ближе, я поняла, что это не ногти, а специальные насадки на пальцы. Левое плечо и часть груди Рикиши уже были изрисованы волнистыми загадочными завитушками.

Тонкие красные линии на белой коже. Закушенная нижняя губа и капли пота над верхней. Застывший, ушедший внутрь себя взгляд. Странно, почему Рикиши так плохо? Человек, который смог вытерпеть несколько десятков ударов плеткой еле удерживается на грани сознания от неглубоких царапин?

– Хочешь, я подарю его тебе? – спокойно поинтересовалась Сонола, продолжая вырисовывать следующий завиток.

Я замерла, пытаясь понять, как мне реагировать на такое роскошное предложение. Судя по лицу Рикиши, тот против смены хозяек. Не зря же он с мольбой смотрит то на бывшую, то на будущую?

Но сказать «не хочу», у меня язык не поворачивался, ведь это же будет ложь, откровенная и небезопасная. Потому что в другой раз могут уже не предложить.

– На каких условиях? – придется торговаться, тянуть время, наблюдать и размышлять.

Жаль, я не знаю, во сколько у меня экзамен – может, это такой хитрый способ отвлечь меня? А потом засчитают пропуск или опоздание как несдачу. Обидно будет.

– Совершенно безо всяких условий, – хмыкнула Сонола и улыбнулась. Чувствуется, что ей действительно весело, и это пугает. – Сдаешь все на отлично, подписываешь документы о поступлении в академию и мальчишка твой.

Стимуляция? Приз? Награда? Но, вместо радости у меня предчувствие грандиозной подставы. Нахмурившись, я пытаюсь придумать, как действовать дальше. А победная улыбка на лице Сонолы слегка меркнет. Благотворительница вопросительно посмотрела сначала на меня, потом на Рикиши и вдруг зло усмехнулась:

– Ты не сказал ей? Она до сих пор не знает, кто ты?!

Вместе со злостью в голосе Сонолы – изумление, которое она даже не пытается скрыть. Запустив пальцы в волосы своего раба, она заставила его поднять голову и посмотреть на нас. Сердце замирает от жалости, и это не фигуральная выражение. Юноша отвратительно выглядит, причем, я совершенно не понимаю, почему. Кожа становится все бледнее и бледнее, к тому же начинает отдавать легкой синевой. Блеск в глазах давно исчез, губа прокушена до крови, пот стекает по лицу… Четкое ощущение, что парень испытывает ужасную боль.

– Что он мне не сказал? Что с ним происходит?!

Вопросы, много вопросов. Меня начинает потряхивать от волнения. Я не понимаю ничего… Абсолютно ничего!

– Пожалуйста, не поступайте так со мной. Пожалейте… Не надо, умоляю! – шепот Рикиши пробирает до мурашек.

Я слушаю и сверлю Сонолу злобным взглядом, а она вновь ухмыляется, самодовольная красавица. И произносит, глядя на меня, медленно, четко, снимая с пальцев свои царапки–насадки: