Страница 8 из 119
- Бей уже... Я и так стараюсь!
Я вздохнула, мысленно процитировала именно те эпитеты, что не понравились градуснику, и замахнулась, пытаясь бить не так сильно.
Вышло как-то криво, чертова петля захлестнула на бедро, украсив его полукруглым рубцом. Страдалец дернулся, выгибаясь от боли, шарнул кулаком по дивану.
- Дьявол всех... Черт! Ха-а-а-искорт!
- Терпи, постараюсь аккуратнее, - сквозь зубы процедила я. - Не специалист, уж извини...
С третьего раза я все же приноровилась соизмерять силу ударов и их адресность. Лупила только по сжимающейся от боли заднице, стараясь не попадать дважды по одному месту. Это было не так просто, поскольку попа дергалась и извивалась, а нетронутых мест оставалось все меньше. Несчастная жертва светлой педагогики шипел, матерился в голос, с каждым новым бордовым рубцом все громче, лупил кулаком в диван так, что пружины гудели и ходили ходуном.
Красная полоса медленно ползла по шкале вверх, я все время косилась на нее одним глазом.
Дурдом какой то. В очередной раз подумалось, нахрена оно мне все надо.
Владис:
Как только мышь, с лицом обреченной жертвы, которой противно и мерзко меня наказывать, но долг превыше всего… С таким же выражением мой предыдущий «воспитатель» приступал к экзекуции, после которой я мог только, как червяк, доползать до своей каморки под лестницей. Так вот, как только мышь решилась совершить подвиг и объявила мне об этом, боль от неудовлетворенного миадерпиана сразу отступила. Это такой изысканный бонус от светлых садистов. Сначала больно, потому что норма боли за сутки не выполнена, и ты терпишь, злишься, смотришь, как тварь, считающая себя добрым и хорошим, наблюдает за тобой… ожидая, что ты начнешь его умолять о наказании, сам…
Марбхфхаискорт! Ни разу не дождался!
А потом боль отступает, потому что приходит время искупления. Это мой "воспитатель" так красиво свои издевательства называл, «искупление вины». Ну хоть не обманывал никого, ни себя, ни меня, называя это «перевоспитанием». Какое, к чертям, перевоспитание?! Месть это их была… Месть всем воинам Тьмы, попавшим к ним в руки. Мы ведь тоже от души глумились над пленными Светлыми. Только мы красивыми словами о добре, чести и прочем бреде не прикрывались. А эти… Лицемеры, дьявол их всех раздери!
- Располагайся, - мышь привела меня в каморку, чуть побольше той, в которой я жил до этого. Хотя у нее весь дом не хоромы, прямо скажем. К тому же непонятно, когда последний раз эта женщина у себя убиралась. Давно, судя по всему.
Добила меня куча постельного белья на диване. Любовник тут спал, что ли? Хотя странно, что не с ней... С другой стороны, вообще странно, если бы у нее был любовник.
Я когда нервничаю, или злюсь, или... была бы она посимпатичнее – о сексе думал. С ней. Но ведь мышь же страшная... и тупая к тому же. Даже четко приказать, куда и как ложиться - и то не может... Ну не дура ли?!
Но не успел я лечь, как, обернувшись, увидел, что она притащила вместо плетки... Есть в их мирке такое выражение, связанное с мужским половым органом. Вот я вошел в состояние, четко выражающееся этим словом.
- Ты что, озверела что ли?! - заорал я.
На что мне выдали, что у нее не филиал инквизиции.
Это она себе польстила... Марбхфхаискорт! Я от первого же удара чуть пожар не устроил - такие искры у меня из глаз посыпались от боли.
Обматерил ее от души, не сдержался... И тут она меня озадачила. Вместо того чтобы лупить дальше, мышь решила разобраться, почему у миадерпиана стрелка столбца боли поползла не вверх, а вниз. Вот зануда! Да потому что у меня цензурных слов не было...
А потом она как в раж вошла... У меня от боли перемыкание случилось такое, что я даже забыл на миадерпиан поглядывать. Очнулся только когда она... мышь эта... сама остановилась:
- Все. КрасавЕц в полосочку. Выдыхай. Больнометр твой звякнул и больше не двигается.
Она отбросила ту дрянь, которой меня порола, куда-то в угол. Наклонилась надо мной и чуть прищурилась, разглядывая мой зад. Уронила очки и чертыхнулась в полголоса.
- Что, нравится?! - ехидно спросил я.
Мышь только хмыкнула. Нащупала свои окуляры, но не надела, а сунула в карман брюк.
- У твоих светлых поклонников явно что-то не в порядке с приоритетами, - она выпрямилась и о чем-то задумалась, прикусив нижнюю губу и прищурив один глаз. Без очков взгляд казался немного рассеянным. - Тощая замученная тушка. Или ты считаешь, что полосатая в кровь попа - это очень красиво и сексуально? Я тебя огорчу: единственное желание, которое она вызывает - держаться подальше.
Мой светлый властелин тоже любил такие фразы, но его выдавал или взгляд, или язык, пробежавшийся по пересохшим губам, или чуть хрипящий от возбуждения голос… Я знал, что он врет, чтобы меня унизить, а на самом деле хочет меня, хочет до дрожи.
А эта… эта не хотела! Или очень хорошо играла… Но нет худа без добра и тьмы без света – синяя стрелка миадерпиана радостно подскочила на несколько делений вверх. Унижение – противное чувство. Мне оно никогда не нравилось.
Вообще эти два столбика были, как сообщающиеся сосуды, что ли. Сильная боль поднимала вверх сразу обе стрелки, а сильное унижение… Правда меня еще надо было постараться унизить! Но мыши это удалось, черти ее… поимей красиво в разных позах, чтобы ей было приятно!
- Ну и держись... подальше! Постели мне коврик в одной из своих каморок и забудь до следующего вечера, - выдал я ей, пытаясь встать с дивана и нашаривая рукой полотенце.
- Ой, да лежи уже, вредина мелкая! - неожиданно прилетевший подзатыльник был несильный, но обидный. - Ты мне тут еще оскорбленного мученика изобрази. Сейчас намажу чем-нибудь твое пострадавшее за светлые идеи седалище, потом постелем чистое белье, и чтоб спал до утра и не кукарекал. Завтра будем решать, как жить дальше, - и мышь быстро вышла. Вернулась минут через пять со стопкой белья и каким-то тюбиком в руках.