Страница 52 из 105
Она уснула, милорд, доктор Снайдерс дал ей снотворного, — миссис Рой, преграждала путь к приватной части гостиницы.
— Да, да... я понимаю, миссис Рой, — пробормотал Крейстон с виноватым видом.
Хозяйка увидела его измученное беспокойством лицо, потемневшие глаза и запавшие щеки и кивнула.
— Но только на мгновение...
Ривз и Лейзерс застыли в дверях, невольно не позволяя миссис Рой затворить их, Крейстон же сделал только один шаг в сторону кресел, в которых устроили на ночь Черри. Комната, в мягком свете ночника казалась выточенной из фарфора шкатулкой, но несокрушимые ставни с засовами изнутри, превратили ее в неприступную крепость. Черри безмятежно спала, утонув в подушках, пледах и вязаных крючком пушистых шалях. Миссис Рой укутала постоялицу, как больного ребенка. Черри и казалась теперь совсем еще ребенком: беззащитным и невинным, но, по-видимому, находящимся в безопасности. Крейстон улыбнулся и перевел дух.
— Кажется, обошлось...
Черри прерывисто всхлипнула во сне и тут же задышала ровно и спокойно. Крейстон вышел из комнаты, освещенной ночником, и подошел к маленькому камину в личной гостиной миссис Рой. Спальня и гостиная находились в самом отдаленном от гостиничных помещений крыле. Здесь царили тишина и мирный уют, и именно сюда, в короткие минуты отдыха от хлопот и проблем удалялась хозяйка.
— Это мои покои, милорд, я глаз не спущу c девочки... Сегодня он больше не доберется до нее, кто бы он ни был. Черри удалось поранить негодяя, вы знаете? Чудовище уползло в свою берлогу и зализывает раны. Несколько дней, пока знаки на его лице еще будут сохраняться, он не посмеет высунуть носа. А полиции не худо было бы прикинуть, кто именно из жителей городка и округи исчезнет из поля зрения на эти несколько дней.
Лорд согласно кивнул и протянул руки к огню. Яркое, веселое пламя освещало его сумрачное лицо, которое сделалось объектом пристальнейшего внимания профессора Ривза. Профессор довольно бесцеремонно оглядел высокий лоб под кольцами темно-каштановых кудрей, прорезанный горизонтальной складкой, темные, несколько темнее шевелюры, сдвинутые брови, полузакрытые серо-стальные глаза... С особой тщательностью Ривз рассматривал тонкий нос с горбинкой, строгие, безупречного рисунка губы и твердый подбородок с ямочкой, разделявшей его. Потом объектом внимания Ривза стали руки лорда. Кисти рук на портрете, считай второй портрет. Хороший художник уделит им не меньше внимания, чем лицу. На портрете Шарля Моретта работы Ганса Гольбейна Младшего эта задача выполнена с блеском и даже некоторой кичливой самоуверенностью мастера. Правая рука обнажена, левая в перчатке на ножнах кинжала и от них невозможно отвести взгляд. Написаны с фантастической виртуозностью. Лицо же почти всегда маска. Редко встретишь такие распахнутые лица, как у Черри. Девочка, чистый цветок. Дитя, посланное милосердной судьбой им с Лейзерсом в утешение на склоне лет. А они ее чуть не потеряли... Чья же рука не дрогнула... Или все же дрогнула?
Когда Падди первым, надо отдать ему должное, сообразил что происходит и, метнувшись к камину, схватил кочергу, а потом понесся к двери в комнату Черри, Ривз подумал, что девушка нуждается в защите от сбесившегося шакала прессы. Он крикнул: "Лейзерс, за мной!» и тут же увидел своего коллегу впереди всей журналисткой братии, ворвавшейся в гостиницу по первому же боевому кличу Падди. Репортер во главе колонны, извивающейся змеей по лестнице, достиг цели, с разбегу ударил ботинком в дверь около ручки и принялся колотить кочергой, стараясь высадить филенку над засовом. Тонкий шпон на глазах покрывался сеткой трещин, но не поддавался. Потом Ривз ощутил, что ноги сами несут его вперед. Он обошел арьергард колонны, толпившейся у лестницы, и не стал расталкивать журналистов. Он просто подпрыгнул, ухватился за балюстраду антресолей и, в два сильных толчка, раскачавшись маятником, забросил себя на перила. Ему удалось обойти даже Лейзерса, но когда он подлетел к Падди, дверь в комнату Черри уже распахнулась и журналист с силой, неожиданной для его тощего, неказистого коротконогого тела, оттолкнул профессора на набегавший людской вал… Ривз даже не успел ничего толком увидеть. Увидел Падди, скорчившуюся фигурку девушки с косичками и петлей на шее посреди калейдоскопа цветных осколков. Падди перешагнул порог и, захлопнув перед остальными остатки расползшейся в щепу двери, только через бесконечный отрезок времени крикнул:
— Жива! Врача, нашатырь, бренди! Тьфу, черт меня побери, прежде всего, бренди!
Ривз усилием воли отогнал бередившую душу сцену и снова уставился на руки Крейстона. Руки как руки… Душитель? Хм, достаточно сильны для любой работы. Достаточно тонки и гибки для выверенных движений хирурга. Красивые руки, благородной, характерной формы. Такие приметы генотип повторяет из поколения в поколение, практически делая его родовым признаком. Красивый молодец, но красота и внешнее благородство облика не служат гарантией чистоты душевной. Увы, Крейстон может быть способен на что угодно. Род Крейстонов не запятнал себя кровавыми историями, но уж очень удачно расположено их родовое гнездо. Туманные покровы над бездонными воронками зыбучих песков, практически у них на заднем дворе. Кто знает, сколько тайн содержат эти пески забвения… Забвение, забытье, небытие. Уснуть и видеть сны. Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят… Туманные покровы. Ривз припомнил, как стлался туман у подножия Крейстонского холма и снова ощутил то спонтанное необъяснимо болезненное ощущение, заставившее его скомандовать сегодня на поле маундов: «Черри, бегом!»
Черри, девочка, тоненький стебелек, она могла бы быть его внучкой, но и тогда он вряд ли любил ее сильнее. Потеряла сознание от ужаса… Покров земного чувства. Господи, какое же это благо для живущих, этот хранящий душу покров… Старина Лейзерс пристал к нему потом со своими фантомами, не успели они толком отъехать и вырваться из туманных тисков. Нашел время и место где спрашивать! Нет, все-таки материалисты временами несносны. Надо будет его отвлечь, а то еще и к Крейстону полезет со своими расспросами о «мю», «фи» и «кю» стадиях этой чертовщины…