Страница 48 из 85
- Я не воин, я хранитель. Знал.
- Сколько еще всяких там у вас есть?
- У вас? - она усмехнулась. - У нас, кот-обормот, теперь у нас. Воины, как ты, способные разрушать, хранители, как я, способные лечить, видящие, как Дем, способные догадываться. Кто еще, без понятия, так как мы обычно не общаемся друг с другом, видя в каждом врага. Охоту на ведьм ведь никто не отменял. Но запомни, братец, одну важную вещь. О том, что у тебя есть сила никто, слышишь, никто не должен знать! Даже по большому секрету. Хотя поделиться переживаниями очень захочется. Но тебе везет, у тебя есть я. Говори обо всем мне, но ток, если уверен, что нас не слышат. В лучшем случае, ты прослывешь сумасшедшим, как я, в худшем, за тобой будет охота. Хотя, подозреваю, последнее мы как раз начали.
- Я так не могу, я ничего не понимаю, для меня это слишком..., - невольно забурчал я.
- Все ты понимаешь, просто перестань этому сопротивляться. Вселенная сама поможет вспомнить. Все мы через это проходим, - она дотронулась до меня рукой. - Жень, давай завтра. Мне надо поспать, я слишком измождена. У меня нет сил отвечать на твои вопросы, мысли путаются. Только ты не уходи никуда, пока под моей защитой - нас не найдут, я растворила следы. Но мне нужен отдых.
Недалеко по дороге замаячили огни придорожного мотеля. Я аккуратно свернул с трассы и поставил машину на стоянку. Там же мы сняли небольшой номер, купили парочку хот-догов, воды и уединились. Мила, не раздеваясь, плюхнулась в кровать и уже через десять минут спала безмятежным сном. А я не мог даже и подумать о спокойствии. Поев, я сел рядом со спящей сестрой и мысли безумной чередой, одна сумасбродней другой, летали в голове и путались, как сказала Матильда. С одной стороны, мне хотелось лечь рядом, обнять ее и расплакаться от навалившейся ответственности, с другой, я понимал, что это Милу вряд ли обрадует, да и отдых ей действительно необходим, не время лезть со своими переживаниями. Теперь я видел себя прошлого с другого ракурса, и червь сомнения проснулся глубоко в душе и уже начал поедать, всегда казавшейся мне устойчивой, психику. А все ли я в своей жизни добился упорством? А есть ли у меня талант? Может быть, как раз таки это сила заставляла верить в меня людей? Может, из-за нее меня обожали девушки? Тогда кто и что есть я, я сам?
Освежившись хорошенько в душе, я склонился над сестрой и легонько коснулся ее плеча.
- Мила, - прошептал я, - мышка, нельзя спать в одежде, сними хотя бы джинсы.
Она, не открывая глаз, села, едва я успел убрать свое лицо, чтобы не стукнуться лбами. Быстро расстегнув брюки, сестра стащила их со своих худых ног, поправила трусики, забавные детские, с какими-то котиками, и опять улеглась, отвернувшись к стене. Я повесил ее джинсы на стул, укрыл спящую Матильду, а сам прилег рядом, стараясь держать почтительную дистанцию. Сейчас во мне уже боролись третьи чувства, совершенно не братские, и от этого становилось совсем невыносимо. Чтобы как-то отвлечься от грязных мыслей, я принялся вспоминать, как часто мы проводили так ночи в детстве, когда она, прячась от кошмаров, прибегала ко мне в слезах. Но это не кошмары, такова ее жизнь. Тогда, вероятно, она пребывала в таком же состоянии, что я сейчас, не понимая происходящего с ней, убегая от этого всего. Как странно, мне казалось, я знаю о Матильде абсолютно все. О ней, о ее муже, о наших отношениях. Но видимо, скрывая до последнего дня свою страсть, как умалишенный не видел дальше собственного носа. Жил будто в узком коридоре своих переживаний. Черт возьми, я даже думал жениться на Катерине! Увлеченный карьерой, успешностью, как многого я не замечал вокруг.
А Матильда ждала, когда я пробужусь. Это так странно, я не ждал этого, а она знала и ждала. И ни словом не обмолвилась. Может поэтому относилась ко мне как к особенному, а я всегда считал это ее сестринской любовью? Может поэтому меня так тянуло к ней, зная, что в один момент будет необходим наш союз? Может, я опять чего-то не вижу, слишком однобоко представляя жизнь? Черт, я же был спящим! Самым настоящим спящим! Я не видел и не слышал эту жизнь, я просто плыл по течению, отдаваясь своим фантазиям и мечтам. А теперь, в минуту пробуждения, осознал, как глупо и нелепо в суетности прожил все годы. Хотя я прожил их не так как остальные. Или я и не был никогда особенным, а просто мнил себя таковым? Боже, сколько вопросов! Наверняка, именно эти вопросы все время мучили мою сестру. Именно из-за них в ней рождалось такая неуверенность. И именно на них она искала ответы, а если использовать ее слова - то вспоминала. Но все равно, обладая силой, зная, что ты особенная, считать себя наравне с остальными людьми, это по меньшей мере странно. Нет, гордыня действительно не свойственна моей сестре.
Так постепенно в этих размышлениях я погрузился в глубокий сон, сам того не замечая. И я спал и видел, как моя Матильда лежит рядом и смотрит на меня, улыбаясь. И было в ее взгляде, что-то материнское, теплое, то, что всегда дарила мне старшая сестра. Но Елена знала превосходство своего жизненного опыта над моим, а во взгляде Милы читалась только слепая любовь.
Посреди ночи меня разбудила сестра. Оказывается, я вжал ее в стенку, потому что сам привык спать в углу, всегда ощущая опору. Она освободилась от моих объятий, перелезла и улеглась совсем с краю так, что ноги ее свешивались с кровати. Мы лежали спиной друг к другу, и какое-то незримое молчаливое напряжение витало между нами. Хотя, возможно, я просто придумал себе это, выдавая желаемое за действительное.
Вновь, уже утром, меня разбудил толчок по кровати. Приоткрыв глаза, я увидел, как Матильда в моей футболке, видимо вышедшая только что из душа, пыталась высушить полотенцем волосы, отчего очень сильно тряслось все ложе. Я вздохнул, оставалось ощущение недосыпа, не сильного, но поваляться я был бы не прочь.
- Не буянь, - застонал я, - ну кто же так резко будит.