Курьер

Размышляя подобным образом, я не терял времени даром. Работая над своей подвижностью, я достиг немалых успехов — научился не только вертеть головой, но и, откинув покрывало, дотянуться дрожащей рукой до лица и почесать нос. Щеки, кстати, небритые. Однако бороды не наблюдается. Можно по этим факторам сделать вывод о продолжительности моего здесь нахождения, или за мной тут ухаживают?

Ерунда! — меня как током ударило. Будь я здесь больше трех дней, вот на этом самом стуле сейчас сидела бы моя мама. Осунувшаяся и заплаканная. Разыскала бы. Не знаю, как, но разыскала. Пара-тройка не отвеченных звонков — и механизм тревоги запущен. Так, где мой мобильник? Почему, черт возьми, он не лежит на тумбочке? Мне нужно посмотреть дату и позвонить родителям. Обязательно позвонить и поговорить… хоть о чем-нибудь.

Ладно. Я дал себе команду отставить суету и успокоиться. Несколько минут погоды не сделают, а разговаривать с родителями я пока не готов. Физически. Мало того, чтоб телефон из рук не вываливался, желательно бы еще голосу звучать буднично и в меру бодро. Во избежание!

Я продолжил свои изнуряющие тренировки, и как раз во время очередной (неудавшейся) попытке сесть на кровати в палату вошла пожилая сурового вида медсестра. Я так решил для себя, что медсестра, хотя она, в общем-то, не представилась. Вообще ни слова не сказала, но на мои открытые глаза и какую-никакую подвижность внимание обратила. Подошла, подушку поправила, о чем я ее не просил и в чем вообще необходимости не видел. Но медперсоналу виднее, это понятное дело. После чего вышла в коридор. Ябедничать на меня врачу, наверное.

И врач действительно пришел, не прошло и пяти минут. Бесплодные потуги сесть я к тому времени пока оставил, так как мышцы пресса заявили решительный протест при помощи болевых ощущений. Что это был именно врач, мне гадать не пришлось, ибо он представился сразу и вообще, словно компенсируя молчаливость медсестры, оказался разговорчивым… очень разговорчивым.

Дмитрий Стефанович (именно Стефанович, так как папа — грек, этой ценной информацией врач со мной поделился незамедлительно) был моложав, подтянут и улыбчив. Со мной он общался как со старым другом, которого зашел проведать после вчерашней совместной попойки. Того и гляди позовет пивка тяпнуть для поправки здоровья…

Но до таких новаторских медицинских методов все-таки не дошло, доктор справлялся о самочувствии, как бы между делом, не прекращая разговора, считал мой пульс, мерил давление и, оттягивая веко, вглядывался в глаза. Думаю, если бы жить мне оставалось считанные часы, он сообщил бы мне об этом тем же веселым и беззаботным тоном.

Однако Дмитрий Стефанович сказал совсем другое, звучащее для моих ушей просто музыкой… если оставить за скобками излишне пространную форму изложения. Что родился я в рубашке, и подобных счастливчиков он видел три… нет, четыре раза в своей практике (эти случаи были перечислены). Что в принципе, я здоров как бык и очень скоро он, Дмитрий Стефанович, выкинет меня к чертовой матери из больницы, чтобы место зря не занимал. Но, с другой стороны, чтобы я все-таки с физической активностью пока не усердствовал сверх меры, потому что в таком случае мое везение вполне может очень даже внезапно закончиться. И тогда в лучшем случае мною придется уже всерьез заняться Дмитрию Стефановичу, а в худшем — Валерию Ефимовичу, а на Валерия Ефимовича еще не жаловался ни один пациент, потому что Валерий Ефимович — патологоанатом.

Мне слов в этом спектакле практически не досталось, но я не жаловался. Кое-какие вопросы по поводу моего здесь присутствия у меня имелись в наличии, но я с ними не спешил. Для начала правильней будет поговорить с Робертом или Яковом Вениаминовичем, а уж после этого можно будет проинтервьюировать и доктора, если какие-то неясности останутся. Пока же меня устраивал имеющийся объем информации: я жив, моей жизни ничего серьезно не угрожает, скоро я смогу покинуть больницу.

— Вы кушать хотите? — спросил Дмитрий Стефанович.

Я прислушался к себе и честно сказал:

— Не знаю.

Дмитрий Стефанович с довольным видом кивнул.

— Значит, хотите. Потому что, если бы вы не хотели, то знали бы об этом вполне определенно. Обед будет примерно через полчаса, вам принесут сюда. И не спорьте! — решительно добавил он, хотя я спорить и не собирался. — Вставать вам еще рано. Кушать — в самый раз, а вставать рано.

Когда доктор вышел, тишина в палате воцарилась отчетливая и долгожданная. Я попробовал для тренировки поговорить сам с собой вслух и выставил себе по этой дисциплине вполне уверенную четверку — услышь я себя со стороны, оснований представлять себя на больничной койке у меня бы не появилось. Значит, пришло время для позвонить родителям. Лучше все-таки папе, подумав, решил я. У мамы чутье… я иногда его боюсь. Не имея в виду ничего конкретного, она может вдруг спросить, где я. Придется либо хитро выкручиваться, либо врать напропалую. Для ведения тонкого диалога я еще не вполне пришел в себя, а врать маме попросту не умею. Умалчивать, уходить от ответа, но не врать.