Курьер

Александр Константинович ответил не сразу. Уж не знаю, выдерживал он паузу или в самом деле тщательно обдумывал каждое слово.

— Давайте скажем так: это было полезно, — наконец проговорил он. — Вероятность того, что потребность в подобном звонке возникла бы по ходу нашей беседы достаточно велика. Так что можно считать, что я попросту сэкономил нам немножко времени. Мы же все занятые люди.

— Присаживайтесь, Александр Константинович, — Яков Вениаминович указал на диван, несколько запоздало вспомнив о правилах хорошего тона. — Боря, вы не подвинетесь капельку ближе к Роберту… Спасибо.

Однако комконовец предложение вежливо отклонил.

— Благодарю вас, Яков Вениаминович, но я лучше постою. Работа у меня сидячая, боюсь разучиться ногами пользоваться. К тому же, я действительно всего на несколько минут.

Настаивать Яков Вениаминович не стал.

— В таком случае, возвращаюсь к своему вопросу. Чем скромный маг вроде меня мог заинтересовать вашу без сомнения почтенную организацию?

Александр Константинович с улыбкой покачал головой.

— Вы — нечем, Яков Вениаминович. Вы ответственный и квалифицированный маг, такие как вы — основа ВАМ, ее стержень, если хотите. Но наш комитет не имеет возможности заниматься судьбой каждого ответственного и квалифицированного мага. И даже ваши э-э… — комконовец пощелкал пальцами, — маленькие хитрости с налогами ни в коей мере не попадают в сферу наших интересов.

Он снова посмотрел на Якова Вениаминовича. Старый маг этот взгляд выдержал в целом достойно, но лежащие на столе пальцы все же чуть заметно дрогнули. Надо же…

— В таком случае?.. — сухо сказал Яков Вениаминович.

Александр Константинович развел руками.

— У меня небольшой разговор к Роберту Яковлевичу.

— А если он не пожелает с вами разговаривать?

Комконовец издал долгий вздох.

— Яков Вениаминович, помилуйте. Что вы, ей Богу, за представление устраиваете? Или я наручниками бряцаю? С каленым железом к вашему сыну подступаю? Угрожаю? Вам не кажется, что стоит меня сначала выслушать, а потом решать, имеются ли у вас основания для подобного тона?

До этого короткого монолога, произнесенного спокойным, увещевающим тоном, я все никак не мог определиться в своем отношении к незваному гостю. А теперь как-то вдруг и очень внятно понял — он мне неприятен. До крайности. Слишком уж уверенно, по-хозяйски он себя здесь чувствовал, и для этой уверенности не требовалось практически никаких внешних эффектов. Александр Константинович не нагнетал, не давил, ни над кем не нависал, глядя сверху вниз. За ним — да и в нем самом тоже — почти зримо ощущалась сила, и сила немалая.

Я очень не люблю встречаться с подобной силой. Не потому, что контакт обязательно закончится для тебя плохо, сильная сторона может вовсе не желать тебе зла. Вы вполне можете сотрудничать, и сотрудничество это даже может быть взаимовыгодным. Дела твои изменятся к лучшему, только что для тебя лучше решать будешь не ты. А самое обидное, что альтернативы в виде сопротивления не существует. Иллюзия борьбы, в которую не поверишь даже ты сам, с хорошо тебе известным итогом.

Поэтому для меня всегда лучшим выходом будет отойти в сторону, обойти такую силу десятой дорогой. Интересно, будет ли у меня такая возможность…

Яков Вениаминович сделал еще одну попытку поспорить.

— Но этот ваш звонок…

— Яков Вениаминович! — укоризна в голосе комконовца была мягкой, но ощутимой, и старый маг замолчал.

— Хорошо, Александр Константинович, — вступил в разговор Роберт, — я вас внимательно слушаю.

Комконовец сделал пол-оборота в его сторону. Ко мне он теперь, соответственно, стоял почти что спиной. Шальная мысль закралась в голову — не говоря ни слова встать и уйти. Просто. Я почему-то был уверен, задерживать меня Александр Константинович не станет. Ни словом, ни действием, ни каким-нибудь заковыристым заклинанием. Уйти, и забыть о самом существовании комитета по контролю применения магии. Взять отпуск, уехать куда-нибудь на месяц, а то и на два, и только после этого зайти к Якову Вениаминовичу, чтобы за чашкой кофе полюбопытствовать, чем все закончилось. Или лучше не заходить совсем… потому что стыдно будет. Невыносимо стыдно.