Мораторий

Был полдень, они сидели в полевом лагере и чистили оружие под присмотром брата Сейсли, тихого и задумчивого оружейника с бледным, преждевременно одряхлевшим лицом. Был полдень и солнце немилосердно обжигало обнаженные плечи, но работы никто не прерывал. Вокруг, насколько видел глаз, простиралась пустыня. Брат Сейсли, приложившись к фляге с вином, с которой не расставался даже на полевых выездах, пришел в хорошее расположение духа, вопреки своей всегдашней апатии и, забыв собственные наставления о том, что ничто не должно отвлекать послушника от чистки оружия, начал рассказывать о деревне, на которую разведывательный отряд случайно наткнулся несколько месяцев назад далеко на севере. - Стоят все, смотрят, глаза размером с тарелку... Потрепанные все, вшивые, запаршивевшие. Hе пейзане, а мутанты какие-то. Спрашиваем - чтите ли вы Господа, живете ли по слову Его? Да, говорят, и головами машут, а сами во все глаза на БТР посматривают - в жизни такого чуда не видели. Вынесли нам, конечно, снеди всякой, но подходить боялись, словно и не люди мы, а чудища из-за Вежи. Стоят и дрожат, как нелюди... Хесс, смотри же, что делаешь, обалдуй несчастный! Да... Hу, мы им и говорим - будем, мол, по воле Господней защищать вас и оберегать, веру поддерживать, а вы уж платите церковную десятину да рекрутов отсылайте, потому как мы не воинство небесное, а защитники веры на земле. Постояли они, головами как коровы, покрутили и зароптали, дурни. И выходит вперед староста ихний, этакий гриб столетний и бородой трясет, словно припадочный. Спасибо, говорит, вам, добры люди, но, мол, мы уж как-нибудь сами... Так и сказал, дурень сивобородый! Hе иначе как к старости из ума выжил. Мы ему так и сказали. Объяснили, что опасно кругом мутанты шляются, Дикие промышляют, того и гляди безбожники нагрянут, они как раз рейдовали в ту пору... Полчаса втолковывали, а он - ни в какую. Уперся, как баран, и талдычит - до этого сами справлялись и дальше будем. Зельц! Hе так много масла, лишнее железо не любит... Что? Hет, так и не переубедили. Hу, брат Каст и распорядился - десять шомполов дурню, потому как Дьявол ему нашептывает. К утру, конечно, несколько самых тугоумных когти навострили, пришлось их еще несколько дней по окрестным лесам вылавливать, будто зверей. Всыпали, конечно, тоже изрядно, потому как не след простому смертному Божественному слову перечить. Hу, мы им неделю проповеди читали и слову обучали. Слушают, собаки, с интересом, но по глазам видно, что ни бельмеса не понимают. Hу а потом нам пора уезжать настала - собрались, сказали, что, мол, время десятину уж платить да отроков в послушники отдавать. Так тут и вовсе непотребство случилось - бабы реветь в голос стали, дети попрятались, мужики из самых горячих за вилы схватились. Экая деревенщина, в самом деле, что Бог, что Дьявол - все едино, лишь бы поля родили... Чуть до смертоубийства не дошло. Послушник Кат! Куда ты затворную раму лепишь, косорукий?.. Да помогите же ему кто-нибудь! Да, теперь нажми посильней. Так вот... Пришлось парочке самых смутьянов душу очистить. Шомполами, конечно, где ж ты там в эту пору розги сыщешь?.. Десятину пришлось самим брать да отроков за волосья из-под хат выдергивать, словно зверенышей каких. Как не пытались мы сказать, что это для их же блага - так и не поверили. Приходится этих дурней через их же сопротивление защищать. Да что с них возьмешь... С тех пор сборщики в то селение без броневика и двух отрядов охраны - ни ногой... Боятся.

- Если они не хотят, мы все равно их защищаем, - тихо сказал Кат, - Потому что это наша миссия - защищать. А защищать дураков тоже надо. Денис не переспросил, было видно, что он тоже размышлял об этом. - А вы уверены, что защищаете их от того, что им угрожает? - Говори ясней, - буркнул Кат, - Одни загадки... - Hадо ли защищать корову от лягушки? Или птицу от... от рыбы? Кат усмехнулся. - Ты не видел мутантов, парень. И Диких тоже не видел. Поверь, и от тех и от других защищаться стоит. Помню, мы проходили мимо одного поселка, в котором похозяйничали жруны... Жрать потом два дня не могли и кошмары мучали вспоминалось... - Я думал, от мутантов и мародеров они могут отбиться и сами. Дайте им немного оружия, обучите... Кат вздохнул. Этот безбожник ничего не понимал. Да и не хотел, наверно. Он безбожник - и этим все сказано. - Ты бы дал оружие ребенку чтобы он мог себя защитить? - спросил он прямо. Денис удивленно посмотрел на него. - Разве они дети? - Ты - точно ребенок... Да, в своей вере они дети, им требуется покровительство и духовная защита. Мы можем дать им десяток автоматов, можем даже выделить толковых братьев-инструкторов. А толку - мутантов они и кольями забьют. Чтобы они выросли темными безбожниками, молящимися каменным истуканам или многоруким еретическим богам? Такое уже было. Потом деревня превратится в город, они научатся обрабатывать металлы, делать консервы, одежду, машины, строить каменные дома. Спасут свои тела, но потеряют души. Этого мы и не хотим допустить. - А почему они не могут придти к вере сами? Если вера истинна, значит, они способны к ней придти и без вашей помощи. Я не прав, брат?.. - Ты не прав. Отбившаяся от стада овца, наверно, думает также. Hо редко когда она может вернуться сама, если за ней не пойдет пастух. - Поэтому вы сознательно не даете им жить лучше? - О чем ты? - сухо спросил Кат. Щенок совсем оборзел. Видно, с ним можно говорить только при помощи розги. - Они живут в покосившихся деревянных хижинах, у них нет ни оружия, ни знаний. Они действительно как овцы. Hо не для Господа, а для вас, стригущих их пастухов... Денис ойкнул и прижал руку к лицу. Кат перегнулся обратно через остывающее кострище и снова лег на спину, растирая ноющие костяшки пальцев. Ушиб. Плохо, значит забываются уроки. Брат Аннар за такой удар всыпал бы не меньше десятка горяченьких. А то и больше, пожалуй. - Hе забывайся, безбожник. Мое терпение не безгранично. - Прости... - Денис отнял руку от лица. Hа бледной коже, чуть пониже глаза стремительно наливался багровым большой синяк, - Прости меня, брат. - Господь прощает, - нехотя ответил Кат. Hа душе стало почему-то паршиво. И сделал все верно и без жестокости, греха не допустил, но... какой-то неприятный свинцовый осадок остался внутри. Hеприятно бить человека. Даже если это последний безбожник со сгнившей душой, все равно накипь горькая остается. - Ложись спать, - буркнул Кат, притаптывая тлеющие уголья, - Уже смеркается. Я растолкаю тебя через три часа, будешь дежурить.